Русское почвенничество: конец и итоги

Семён Резниченко.

Русское почвенничество: конец и итоги.

Духовность: что это?

Духовность, крайне часто обсуждаемая в России конца XX XXIвв. Однако это понятие нередко использовалось в сиюминутной публицистической полемике. Либо при его раскрытии использовались нечёткие квазихудожественные образы.

Определение духовности решила дать русскоязычная  «Википедия»: «Духо́вность — в самом общем смысле — совокупность проявлений духа в мире и человеке. В социологиикультурологии и публицистике «духовностью» часто называют объединяющие начала общества, выражаемые в виде моральных ценностей и традиций, сконцентрированные, как правило, в религиозных учениях и практиках, а также в художественных образах искусства. В рамках такого подхода, проекция духовности в индивидуальном сознании называется совестью, а также утверждается, что укрепление духовности осуществляется в процессе проповеди (увещания), просвещения, идейно-воспитательной или патриотической работы.

В современном западном религиоведении духовность в наиболее общих чертах характеризуют как «жизнь, проживаемую в полноте уникального опыта внутренних переживаний человека, в которых могут присутствовать традиционные западные культурные символы» и другие значимые для человека образы. Как отмечает Айлин Баркер, духовность отличается от религиозности тем, что источником последней является внешний мир в виде предписаний и традиций, тогда как источником духовности является внутренний опыт человека».

Мы же коснёмся феномена духовности в историко –культурном контексте. Здесь мы можем назвать духовностью использование исторической памяти о событиях прошлого либо о традициях и социальных практиках, уже вышедших из обихода. Однако остающихся в народной памяти и продолжающих сохранять символическую значимость.

Духовность служит укреплению идентичностей и единства различных человеческих общностей. Духовность так же способствует созданию значительных произведений искусства. В меньшей степени – исследованиям в области гуманитарных наук. Духовность порождает существенно изменённые образы прошлого, освящающее настоящее.

Яркими проявлениями духовности можно назвать «Илиаду» и «Одиссею» «Библию», книги конфуцианского канона. Причём здесь имеется ввиду не только литературные тексты, но и яркие и мощные идентичности, связанные с ними: этнические религиозные, культурные. Духовность, удалённая от насущной повседневности, художественно трансформированная историческая память, может подниматься над сиюминутными интересами мелких групп и отдельных личностей. Основанные на ней идентичности могут объединять значительное число людей в течении долгого времени.

В нынешней России наиболее значимыми элементами духовности является память о Великой Отечественной войне.

При этом духовность – явление ментального и идеологического порядка. Без крепких и эффективных социальных практик, осуществляемых как государством, так и самими людьми независимо от него, духовность легко оказывается бесполезной.

Практики должны быть направлены на физическое и культурное воспроизводство народа в длительной перспективе. А не на сиюминутные, пусть и яркие цели.

Пусть эти практики почти всегда не слишком соответствуют  тем образцам, которые преподносятся в сфере духовности. Чаще она освящает явления, от образов духовности существенно отличные. Однако без достаточно эффективных, пусть и не идеальных практик духовность легко приводит к фарисейству бессмысленному начётничеству, уходу от реальности и геймерству.

Наглядным примером этому служит результат деятельности т.н. «строй русской партии» или, как их ещё называют, старопатриотов или позднесоветских почвенников. Нередко ориентированных на ценности православия.

С одной стороны, результаты их деятельности блестящи и грандиозны. Были созданы замечательные художественные произведения, проведены разнообразные глубокие изыскания в сфере русской истории, филологии, этнологии, искусствоведения. Было немало сделано для популяризации и проповеди православия. «Духовная составляющая»  была сделана ярко и весьма привлекательно.

Тем более, что жизнь рассматривалась как продолжение слова и образа, не отделимой от них и им подчинённой. Подобное отношение к роли искусства и интеллектуальной жизни были вообще характерны для периода модерна, для XX века. Имеется в виду не реальная жизнь, а идеи различных кружков и течений, нередко почвенничеству совершенно враждебных.

Однако позднесоветско – постсоветская духовность так и осталась весящими в воздухе «куполами облаков». Ведь важнейшая особенность старопатриотов — вера в самостоятельную силу слова и образа, отдалённость от народа. Не нашлось социальных практик, на которые она могла бы опереться. И дело даже не в последовательной деградации государственности. Самое главное, низовая самоорганизация русских уже была разрушенной. Люди так же уже не могли создавать и обеспечивать себя, но лишь получать и делить. Народ с верху до низу занимается делёжкой и усвоением уже накопленных духовных и материальных богатств, не желая создавать новые. В таких условиях духовность стала инструментом сиюминутных идеологических и коммерческих манипуляций, а так использоваться для отдыха и развлечения.

И дело не в том, плоха или хороша духовность. Как и всё в этом мире, она хороша, когда используется по назначению. И может заменить отсутствия «всего остального».

Духовность vs традиция.
Духовность есть постмодернистская подмена народной традиции и религиозности, но рядящаяся в её одежды.
Народная традиция и религиозность вырабатывалась людьми, ведущими жестокую борьбу за существование. Она регулировала их жизнь в тяжелых условиях, помогала улаживать конфликты, объединять людей, защищать психику от ужасов жизни и находить в этой же жизни осмысленные и легитимные радость и счастье.
Народная традиция и религиозность напрямую связана со способами добычи пропитания и самозащиты.
Духовность была создана во второй половине XX века хорошо обеспеченными досужими советскими интеллигентами. Однако нередко народный уклад знавшими и весьма талантливыми. Духовность – это весьма красивая, последовательно идеализированная виртуальная реальность. Она содержит в себе идеалы народной русской особости и самобытности в соединении с отрицанием материального, переходящей в уход от реальности. При этом духовность была феноменом по преимуществу эстетическим, но не нравственным. На поступки и реальный бытовой уклад адепта духовность зачастую не влияла. Но активно использовалась в сфере досуга и рекреации.
Связующим звеном между традицией и духовностью стали писатели – деревенщики. Соединившими в максимальной степени духовность с бытовой жизненностью, чувством и укладом.
Но в целом адепты русской духовности, наряду с религиозными философами Серебряного века, стали предтечами развитых субкультур, ориентированных на выдуманные миры. Таких, как реконструкторы и геймеры.

Основная проблема позднесоветских почвенников, «русской партии» заключалась в том, что ни образ жизни общества, ни они сами не соответствовал декларируемым идеалам. И почвенники принялись создавать некую «Русь Небесную» — особую виртуальную реальность, где существовал выдуманный русский народ и выдуманные русские люди. Почвенники и сами такими не были, и фактически не стремились переделать общество в соответствии со своими идеалами. Они лишь использовали несовершенную земную жизнь для подпитки прекрасной и гармоничной виртуальной реальности. Где не было места для несовершенства и даже страдание и поражения были прекрасны.
Конечно, из этого принципа бывали и отрадные исключения. Это и борьба за сохранение памятников культуры в рамках ВООПИК, и активная жизненная позиция С. Семанова. Но основное направление было всё же виртуалистичным. Тем более, что многие почвенники были людьми творческими, очень талантливыми  и активно занимались созданием искусственных реальностей
Понятно, почему «Русская партия» легко проиграла либералам во время перестройки. Призывы последних к неограниченной свободе и наслаждению материальными благами, участию в разделе созданных богатств, устранение препятствий к этому были глубоко созвучны бытовым реалиям позднего СССР. Когда как адепты духовности говорили о вещах, к жизненным реалиям и социальным институтам отношения не имеющих.
И по сей день очень многие люди на деле у нас радикальные либералы и западники. Однако на досуге они привержены идеалам русской духовности, патриотизма и православия. Т.е., духовность используется для отдыха и релаксации.
Таким образом, русская духовность никак не может помочь в организации жизни русского народа, в его прокормлении и защите. Для этого нужны принципы и институты, опирающиеся на вызовы и возможности реальной действительности. Такие, как пропагандируемые в рамках Социогнозиса идеи коллективов выживания, реализуемые на практике Глебом Тюриным проекты экономической самопомощи.
Однако духовность в лучших, наиболее эстетичных своих наработках может помочь в сохранении и продолжении русской идентичности. Как, например, память о Моисее, Давиде и других лидерах евреев-полукочевников помогала городским евреям диаспоры сохранять свою этничность.
В случае русских наиболее плодотворно продолжение линии адептов русской духовности на возвеличивание знаменитых соотечественников и героический деяний в истории России. А так же поддержание традиций художественного творчества. Как, например, поддержка журналом «Голос эпохи» современной русской живописи классической традиции.

Духовное возрождение – итоги

С момента крушения советской власти предпринимались заметные попытки возродить значимые элементы дореволюционной русской жизни. Такие, как православие и казачество. Появилось монархическое движение. Всё это сопровождалось ностальгией о «России, которую мы потеряли», романтизацией белого движения. Одновременно о примате духовности и «русских корнях» немало говорили наследники советской системы. Например, известные писатели. К чему это всё привело? Пора подвести некоторые итоги.

Относительно недавно патриарх Кирилл подводил итоги более чем двадцатилетнего возрождения русского православия. Всё происшедшее он назвал чудом и был настроен крайне оптимистически.

Сейчас действительно время для подведения итогов. Собственно постсоветский, промежуточный этап исторического развития подходит к концу. Что-то из него перейдёт в долгосрочное историческое бытие. Но очень многое отсеется.

Русская православная церковь добилась немалых успехов. Открыты сотни новых приходов. Основываются монастыри. Издаётся масса православных газет и журналов. Резко увеличилось количество верующих.

Но мы видим, что в храмы, за исключением больших праздников ходят почти исключительно старушки. Многие вновь отстроенные церкви через несколько лет могут запустеть от отсутствия прихожан.

У многих из нас есть воцерковлённые знакомые. Но они меньшинство. И среди наших знакомых, и среди русских вообще. От 1 до 3% процентов от общего числа русских. Но это поверхностные наблюдения. А вот к каким выводам пришли социологи.

Руководители Левада — центра привели ряд характеристик российского большинства, которое считает себя православным. В числе «сильнейших парадоксов» исследователь называет, во-первых, то, что только 2/3 (55%) из православных (здесь и далее указывается доля в процентах именно от этих 70-72% россиян — ред.) верят в Бога. Последние замеры показывают, что 34% из них (из 55%) не сомневаются в существовании Бога, а 21% – верят, но сомневаются. Эта пропорция сохраняется в таком виде последние 8-10 лет. По данным соцопросов, регулярно в богослужении участвует менее 10% православных, более половины бывают в храмах лишь дважды в год – на Рождество и Пасху. Большая часть православных не молятся, не знают основных христианских молитв, а из таинств или обрядов Церкви для них являются значимыми только крещение и отпевание. Менее 1/3 православных родителей говорят с детьми на религиозные темы. Как добавил Б. Дубин, не причащаются 62% из этого большинства. Из 13 стран в России самая низкая доля верующих и при этом бывающих в храме более одного раза в год – 20%, тогда как в США этот показатель 57%, в Италии – 61%, в Польше – 78%. Отвечая на вопрос об общем снижении внимания к религии в мире, Л. Гудков сказал, что исключение составляют Польша, Испания и Словакия, а наиболее религиозной страной остается США.

Согласно данным «Левада-центра», в 1991г. 27% православных свидетельствовали о вере в жизнь за гробом, в 2008 г. их число снизилось до 17%.

В существование рая верят 41%, ада – 48% православных, столько же верят в религиозные чудеса.

93% из православных россиян никогда не участвовали в приходской жизни.

Демонстрация принадлежности к православию никак не связана с повседневной жизнью, не побуждает к реальному изменению поведения, отношения к другим людям (менее 6% опрошенных за месяц совершили тот или иной акт благотворительности)». Напротив, доминантами сознания большинства россиян являются «вера в деньги»

Социологи прогнозируют, что в следующем поколении наиболее вероятен «откат от Церкви», все более скептическое и равнодушное отношение к ней.

(данные взяты с вполне православного сайта)

Как видим, большинство наших соотечественников глубоко равнодушно к принципам и заветам православия. Они придерживаются общеевропейских секулярных ценностей. От какой бы то ни было религии их чаяния очень далеко. Тот же некоторый спад влияния сект совпал с окончанием «моды на православие» в нулевых годах. Людям просто надоели религии. Любые. И православие не исключение. Например, исчезают церковные книжные лавки. В них просто никто ничего не покупает. Воцерковлённые давно запаслись необходимой им литературой. А всем остальным она не нужна.

Ну, сходят в храм на Рождество или Пасху. Часто сами не зная, зачем. И всё это ни как не влияет на уровень потребления спиртного, на уровень нравственности и порядочности, на крепость семьи и т.д. А со всем этим просто напросто крах. Не даром известный политолог В.Д. Соловей утверждает, что в так ругаемых православными Соединённых Штатах христианские ценности для народных масс гораздо более значимы.

Об этом не часто говорят, но есть очень много бывших православных, по разным причинам отошедших от церкви. Особенно их много среди мужчин, психологически больше тяготеющих к самостоятельности. (Один мой товарищ наблюдал среди прорабов на строительстве сразу двух бывших священников).

Государство декларирует свою поддержку православию. Помогает строить церкви. Чиновники очень любят общаться с иерархами. Главы государства постоянно снимаются в храмах на те же Рождество и Пасху.

Но государство не проводит в жизнь ни каких христианских ценностей и установок. Наоборот, оно руководствуется принципами грубой целесообразности для немногих привилегированных. Ни какого милосердия к слабым и несчастным.

К тому же государство активно способствует проведению в жизнь откровенно антихристианских проектов. Таких, как ювенальная юстиция. Закон о которой принят. Так же как и русский народ, оно идёт по пути глобализации западного вида. Даже влияние церкви на народ не очень то властью и поддерживается. Сколько было скандалов и ограничений во время введения курса православной культуры. И то очень усечённого и не повсеместного.

Власть использует церковь как в худшие времена синодального периода. И крайне мало даёт в замен. (Вспомним историю, как ювенальщики пытались отобрать детей у священника из Приморья). Фактически, только позволяет существовать без полноценного развития. Но церкви приходится принимать эти подачки. Благодарить за них делом. Потому что церкви фактически больше не на кого опереться.

Не может церковь по настоящему опереться и на национально ориентированную среду. Лозунг «каждый настоящий русский – православный» так и остался пустым звуком. Хотя среди русских национальных активистов процент православных всё же выше, чем среди русских вообще. И тем не менее русская национальная среда – это абсолюно другая субкультура. Не церковная. Хотя есть люди, вхожие и туда, и сюда. Но среди националистов большинство – не воцерковлённые, светские люди. Среди них очень многие относятся к РПЦ, мягко говоря, не слишком хорошо. Многие из них агностики и атеисты. Не говоря уже об антицерковно настроенных неоязычниках.

Но даже и помимо них. Автор этих строк сам наблюдал, как на одних собраниях некий наивный человек организовал встречи православных тётушек – бабушек и спортивных парней – националистов. И те и другие, естественно, абсолютно не могли слышать и понимать друг друга.

У слабого приятия национально мыслящими русскими церкви – несколько причин. Едва ли важнейшая из них – поддержка церковью антирусского правящего режима. (Частично даже оправданному. Больше денег никто всё равно не даёт). Но всё же многие «чиновники в рясах» откровенно перегибают палку. Взять хотя бы печально известно ставропольского владыку Феофана. Который поддержал чеченцев в зеленокумском конфликте. И свалившего всю вину на «развратных русских девочек». Или его подчинённого, иерея Павла Самойленко, который постоянно грозит свое пастве, терским казакам, различными церковными карами за их желание достойно жить на родной земле. И который попытался заступаться за дагестанцев, оскорбивших его коллегу – священника. Не удивительно, что ни какого духовно — православного возрождения у испытывающих сильный этнический прессинг ставропольских славян не происходит.

Или же казанский митрополит Анастасий. Который в своём пресмыкательстве перед мусульманами дошёл до того, что снял полумесяцы с православных храмов. Якобы они символизируют победу христиан над мусульманами.

Многие до сих пор помнят «алмазно-табачный скандал», в который попал нынешний патриарх…

Большинство православных всё же не таково. Но даже у «рядовых и честных» воцерковлённых нередко прорывается откровенное равнодушие к судьбе русского народа. «Главное, чтоб вера была жива. Да она и будет жить. А русский народ… Ну, да Бог рассудит». Современные православные во многом уже приобрели вполне сектантскую психологию. Они чувствую себя чужими современному русскому народу. И отвечают ему взаимностью. Подобные настроения характерны не только для уранополитов – сторонников покойного о. Даниила Сысоева. Равнодушие ко всёму, что за пределами церковной ограды всё больше распространяется среди православных. Создана весьма закрытая субкультура – микросреда, за пределами которой для её членов находится пустыня.

Нельзя не отметить, что в среде православных можно найти немало подвижников. Честных, порядочных и деятельных людей. Они пытаются заниматься, прежде всего, воспитанием детей. (Таково, например, общество «Вера» в Краснодаре. И многие другие). А так же благотворительными проектами.

Есть и культурные проекты. Наиболее значимым мне представляется журнал «Голос эпохи» Елены Семёновой. Этот художественно – публицистический журнал имеет достаточно посещаемый сайт. Журнал выпускает «при себе» книги консервативно — националистической направленности. Многие из них весьма высокого уровня. И представляют большой интерес для всех русских.

Елена Семёнова не зацикливается на собственно религиозной тематике. Например, большое внимание она уделяет судьбе русских на постсоветском пространстве. Этому посвящена её книга «На этнической войне».

Если бы таких православных было побольше… Можно было бы говорить о православии как основе русскости. К сожалению, такие подвижники нередко окружены коконом непонимания. В том числе и в своей, «воцерковлённой» среде. Иногда им приходится чуть ли не действовать подпольно, в тайне от священноначалия.

Последнее если не мешает, то чаще всего и не помогает. Взять хотя бы мытарства замечательного, глубоко православного фотодокументалиста Натальи Батраевой. Средства на издание своих необычайно глубоких работ, посвященных трагедии Косова и Южной Осетии, она собирала «с миру по нитке». Без какой-либо помощи нашей небедной иерархии. Точно так же она мучается с новым проектом – посвящённым трагедии в Крымске.

Можно сказать, что в постсоветский период Русская православная церковь достигла множество тактических успехов. Некоторые, такие как увеличение числа приходов, хорошо заметны.

Но РПЦ не удалось взять ни одну из стратегических высот. Церковь не смогла привлечь к себе русские народные массы. Эволюция их мировоззрения проходит по общезападному секулярно – потребительскому пути.

Государство хоть о предоставляет церкви ограниченную поддержку, но проводит ярко выраженную секулярно – постмодернистскую политику.

И только отдельные немногочисленные сегменты русской национальной оппозиции поддерживают православие. При этом они очень часто находятся в конфликте с правящей церковной иерархией.

Даже частично возродить былое могущество русского православия не удалось.

Почему? С одной стороны, русский народ в XIX – XX вв. слишком далеко зашёл на пути развития посттрадиционного уклада жизни. Уклада, где вере отводится слишком мало места.

С другой стороны, церковь оказалась слишком несамостоятельной, зависимой от государства. И она не смогла пойти вопреки анти национальной, постмодернистской государственной политики, предложить свою альтернативу.

Что же произойдёт с РПЦ, если изменится власть? Если церковь останется без поддержки? Практически неизбежен финансовый крах и обвальное падение влияния. Нечто подобное скоро может произойти с в десятки раз более успешным польским католицизмом. И до него постепенно добирается молох Постмодерна. А что говорить о русском православии?!

На фоне общего кризиса практически неизбежны сразу несколько расколов. (РПЦ и так поделена на группировки, отличные друг от друга как небо и земля. Это и либералы – западники, и ортодоксальные монархисты. Практически весь спектр современных идеологических идентичностей). Многие из группировок не выдержат исторической конкуренции и исчезнут.

Практически неизбежно то, что в постпутинский период церкви придётся пережить жесточайший кризис. После которого она кардинальным образом изменится. Возможно, это будет самое кардинальное изменение со времён крещения Руси.

Всё большую роль в этих изменениях будет играть стремительно набирающий силу и радикализирующийся ислам. Он как раз таки взял все командные высоты. Исламу обеспечена мощная поддержка мусульманских народных масс. Его в серьёз поддерживают власти мусульманских республик, весьма и весьма считается российское правительство. Наконец, активнейшее оппозиционное движение в России является исламским.

Возможно, именно от позиции исламских лидеров будет зависть судьба русского православия.

А что же казачество? Оно не достигло даже тех успехов, которых достигла церковь.

В романтический период 1990 – х гг. казачество начало вроде бы бурно возрождаться. Появились толпы людей с нагайками и в форме. Гремели деятели культуры, такие, как кубанский писатель В.И. Лихоносов. А тем временем в Чечне казачество было подвергнуто геноциду ( вместе с остальным русским населением). Этнический состав всех казачьих регионов менялся не в пользу славян.

Раздавались грозные и широковещательные интервью, выпивалось море водки. И особо ничего не делалось. В нулевых годах возрождение казачества плавно сменилось вырождением.

Выяснилось громадное количество неприятных вещей. Это и отсутствие поддержки казачества ( как и русских в целом) со стороны властей. И беззащитность казачьих лидеров перед любым начальством. И продажность и беспринципность этих самых лидеров. И невозможность возрождения казачьего землевладения и сельского хозяйства. И многое другое.

Но самое главное не это. Казаки во многом утратили какую-либо реальную казачью специфику. Какое-либо отличие от другого славянского населения своего региона. И в плане культуры (она в какой-то степени теплится только среди глубоких стариков). И в плане способности к самоорганизации, сплочённости, мужестве. «В Хотьково, в Сагре, в Демьяново местные мужики дают в борьбе с этническим криминалом сто очков вперёд любым казакам» — сказал недавно один очень знающий казаковед.

Хотя есть и другие сведения. Опытные полевые исследователи пришли к выводу, что в тех районах Дона, где большинство населения – потомки казаков, мигрантов – мусульман меньше на порядок.

Но в целом казаки не смогли воссоздать свои когда-то эффективные и жизнеспособные коллективы выживания. Некоторые успехи есть. Но они имеют исключительно местный характер. И могут быть быстро похерены. Например, со сменой атамана.

Большинство казачьих обществ фактически бездействует. Или выполняет исключительно декоративные функции. Единицы казаков вообще приходят на собрания своих обществ. В основном они – «мёртвые души». В одной из закубанских станиц на казачьи дежурства по поддержанию порядка выходили только двое внуков одного старого казака. И то пока их однажды не избили…

В начале 1990 – х в казачество шли романтики и любители старины. С середины 1990 – х – беспринципные хапуги, «прихватизаторы» и авантюристы. Сейчас в казаки прежде всего идут парни, желающие после службы в армии работать в силовых структурах или охранных предприятиях. Казачество этому помогает. (С охраной было связано большинство кубанских казаков. Поэтому своё войско кубанцы иногда называют «профсоюзом сторожей»).

Казачество находится под жесточайшим прессингом государства. Оно не способно к серьезной деятельности без оглядки на власть. А власть не знает, на что его приспособить. Такое своеобразное «пятое колесо в телеге российской бюрократии». И государство тупо давит и ограничивает. И прикармливает кое – кого, чтоб было удобнее это делать.

Руководящие должности в казачьих структурах занимают чиновники, бизнесмены и оосбенно всевозможные отставники. Которые занимаются преимущественно личных обогащением. Они слегка разбавлены экзальтированным фантазёрами. Люди, реально пытавшиеся работать на возрождение казачества, из него выдавлены.

Крест на перспективах казачество в традиционных регионах ставит отток русской молодёжи с села. Тут попросту нет работы. Земли захвачены агрохолдингами. Которые весьма ограниченно используют местные рабочие руки. Или просто завозят гастарбайтеров.

Характерно смотрится казачье общество кубанской станицы Казанской ( где очень напряженные отношения с армянами). Её помещение – часть небольшого старинного дома. Оно большую часть времени закрыто. Открывается только для проведения шахматных турниров – едва ли не единственного вида деятельности местных казаков. В зарешеченное окошко виднеются пыльные шахматные доски…

Есть ещё один старый признанный центр «духовного» русского патриотизма. Это «Союз писателей России». Организация, тихо стареющая и вымирающая. По крайне мере, в провинции. Часть членов союза – активные, яркие защитники русскости. Другие члены союза прибывают в малиновых грёзах о прошлом и от жизни далеки. Третьи пытаются обслуживать интересы власти «по духовно – патриотической части». При этом власть их уже с трудом замечает.

Многие «духовных» русские патриоты удивительным образом напоминают исторических реконструкторов. Люди наряжаются, произносят речи, устраивают красочные действа. Словом, делают вид. Но всерьёз их не воспринимают ни окружающие, ни они сами. Игра такая. Поднимающая статус участника в рамках субкультуры. И не более того.

С чем у современных русских ассоциируется слово «духовность»? С велеречивой пустой болтовнёй. И ничего не деланием. А так же с более или менее крупными гешефтами участников этой болтовни.

Какие организации на деле пытаются отстаивать интересы русских? Это футбольные фанаты, байкеры, автомобилисты, русские правозащитники. Организации совсем не «духовные».

Казачество, несмотря на все свои недостатки, всё же кое-что делать пытается. А церкви на этом поприще как-то совсем не видно. Хотя могла бы, например, оказывать помощь русским, пострадавшим в межэтнических конфликтах. Или бороться с распространением ислама, со строительством новых мечетей. Православных в этом деле как-то совсем не видно. Как сказал один умный человек: «Если будет в той мечети нормальный мулла, к нему и русская молодёжь потянется». И это не пустые слова.

Конец западников и почвенников.
Под шумное витийство и местные успехи завершается эпоха великих западных империй. Таких, как Россия, США, Великобритания и пр. Исчезают великие имперские идеологии. На их место поднимается второй эшелон. В виде религиозных фундаменталистов и этнонационалистов.
Соответственно, завершается противостояние западников и почвенников.
Потерей актуальности и постепенной ликвидацией тех и других.
Западники и почвенники оформились в середине XIX столетия.

Борьба либералов с почвенниками — делёж наследства. Когда-то единой, но распавшейся традиции. Когда стала очевидной потеря актуальности для русских Российской империи. Одновременно с объективным непониманием того, чем её можно заменить. Начались поиски. Поиски того, чем заменить всевластие «правительственного начала». Одни находили альтернативу в западной демократии или революционной диктатуре. Другие – в русских традициях народоправства и самоуправления, русских традициях самоорганизации. Или же в сохранении чёткой монархической вертикали власти
Сила «правительственного начала» слабела. У русских появилась возможность основывать новые квазисубэтносы. В дополнении к старым социальным группам. Новые квазисубэтносы основывали на идеологической основе и включали в себя представителей новой социальной группы – интеллигенции.
Которые могли вести бурную деятельность. Но не могли чем-то реально управлять. И не были где-либо укоренены, кроме самих себя.
Либеральный квазисубэтнос возник как протест против государственной системы и обывательщины. А почвенники появились как протест против установления либеральной диктатуры в интеллектуальной сфере.
Западники и почвенники рассуждали о судьбах всей России, строили планы её преобразования. Которые к реальной жизни никак не относились. Потому как и те, и другие не имели ни какого отношения к основной массе великороссов – пёстрому конгломерату социальных и региональных сообществ. Имеющих очень мало отношения и к западникам и почвенникам, и к друг другу. И в период Российской империи объединённым преимущественно фигурой монарха и православной верой. Западники и почвенники были одними из таких групп-идентичностей.
Подобная ситуация существует и сейчас. Представители либеральной или националистической субкультур жалуются, что «простой народ» их не слушает. Это не удивительно, если учесть, что они представители идеологических квазисубэтносов, очень от этого народа отличных. Это всё равно, что пытаться управлять неким другим народом, живущем в другом государстве. На который нет реальных рычагов влияния.
«Правительственном начало» тоже изначально чуждо народу. Но оно как раз обладает рычагами воздействия.
Оно могло быть формально монархическим, коммунистическим, постсоветским. Но оно не могло быть по-настоящему западническим или почвенническим. Власть в России была и остаётся совершенно отдельной партией. Партией власти. Представляющей исключительно свои интересы и независимой ото всех других. Монархический, республиканский и прочий антураж ничего не меняет.
Правда, с XIX столетия в рамках партии власти сформировалась специфическое чередование «квазизападников» и «квазипочвенников». Которое совершенно нормально функционировало и с приходом к власти большевиков, и после их ухода. На смену «почвеннику» Николаю II после недолгих пертурбаций пришёл «западник» Ленин. «Западник» Ельцин назначил своим преемником «почвенника» Путина. Этот последовательный маятник наглядно демонстрирует эфемерность различия монархистов, коммунистов и «демократов». Наличие чёткой последовательной традиции, объединяющих их всех. Чтобы они там сами о себе не думали.
Ещё раз повторюсь, власть в России никогда не была полноценным почвенником или западником. Только и только «квази». Принципы той или иной партии власть реализовывала во многом декларативно и непоследовательно. Всегда в очень большой степени реализовывая и установки партии противоположной. Возьмём тех же западников. Большевики резко укрепили единовластие. Что было против западнических принципов. А Ельцин был диктатором, который оставался на своём посту, сколько считал нужным… Теперь почвенники. Сталин оказался мощнейшим европеизатором реальной жизни русских. А Путин последовательно проводит либеральную политику мультикультурализма.
Власть всегда использовала западников и почвенников. Реализуя их идеи только в необходимом ей объёмах. Маятник политического вектора и имитация того или иного направления мало помогали западникам или почвенникам. Но отлично помогали партии власти сохранить и продолжить себя. А западники и почвенники, массово шедшие во власть, переставали быть западниками или почвенниками. И становились партией власти. Что наглядно продемонстрировали русские коммунисты.
Поэтому ни западники, ни почвенники никогда не имели ни каких шансов добиться реальной власти либо повести за собой русский народ. Это были, при всех эфемерных достижениях, абсолютные «вещи в себе». Интеллигентские квазисубэтносы, подсознательно стремящиеся не к власти, а к обособлению, независимости. И от власти, и от народа.
На деле их идеал не было переустройство России. А постройка где-нибудь в таёжной глуши, подальше от всех двух уютных городков. Один – с церковными маковками наподобие града Китежа. Другой – что-то вроде Оксфорда с предместьями итальянского или южнофранцузского вида.
И ни каких начальственных рыл или приземлённых и грубых «реальных» мужичков!
Но зато град Китеж и Оксфорд должны были находиться поблизости. Чтобы между ними можно было устраивать потешные битвы. Заканчивающиеся временным перемирием и милым праздником. С возможностью опять славно побиться.
В ком — ком, а в друг друге российские западники и почвенники нуждаются по-настоящему! Они – настоящее продолжение друг друга. Существование одного направления без другого невозможно. Так же, как и победа одного над другим. Западники и почвенники – словно борцы, питаемые во время боя одной пуповиной. И черпающие энергию в грубых прикосновениях друг друга. Пока силён один, силён и второй.
И не надо искать причины популярности Проханова у редакции «Эха Москвы». Ему там действительно самое место!
После революции и Гражданской войны многие западники и почвенники оказались в эмиграции. Да, тосковали, конечно. Сам процесс эмиграции из разгромленной страны, устройство на новом месте был тяжелой травмой.
Но, судя по бурной активности, многие из них оказались в мире своей подсознательной мечты. Ни русских мужиков, ни начальства. Есть только оппоненты, с которыми можно спорить и спорить. А вокруг некое чужое пространство. Не слишком враждебное. Где можно возводить грады Китежи и оксфордские фаланстеры…
А сейчас империя подходит к концу. Можно что-то к ней присоединить, что-то отсоединить. Сути дела это не меняет.
А без империи не будет ни российских западников, ни российских почвенников. Они плод сомнений в империи. Которая, однако, ещё может за себя постоять. Не смотря на сомнения.
А по-настоящему без империи их не будет. Тех же западников. Например, без той же имперской образовательной системы и интеллектуальной среды.
Им придётся исчезнуть или стать чем-то принципиально иным. И тем, и другим одновременно.

Причины поражения почвенничества. Гибель слова и образа.

Позднесовесткие / постсоветские почвенники были очень далеки от русского народа и его реальных чаяний и интересов. Однако кому-то и когда-то это совсем не помешало. Например, конфуцианцам в древнем Китае.

Помешало почвенникам отсутствие «почвы». Т.е. образа жизни, при котором слово и образ становится реально действующей мистической силой. Образа жизни, когда выживание человека зависит от его собственных поступков и усилий, поступков и усилий его ближних. А не лояльности либо нелояльности к человеку «системы», которая может его кормить и защищать, а может этого и не делать.

Так было в «досовременном» обществе, которым почвенники восхищались, и восхищались не без основания.

Однако в тот период, когда люди хорошо узнали своё историческое прошлое, получили возможность массово обращаться к нему интеллектуально и духовно, его слово и образ катастрофически ослабли. Для большинства они бесповоротно разошлись с делом. Слово и образ стали элементом отдыха и развлечения для «простецов». И инструментом самооправдания и маскировки истинных замыслов для «избранных».

В таких условиях плоды трудов  почвенников либо оказались почти никому ненужной, либо активно используется, но совсем не по назначению.

Автор: Семён Резниченко. Cоциогнозис, футрология, коллективы выживания, 3d-технологии, альтернативная энергетика,

Семён Резниченко (псевдоним историка И.Ю. Васильева) — футуролог, социальный аналитик, философ, публицист. Семён Резниченко — автор концепции Социогнозиса— современного учения о циклическом развитие человечества. Оно описывает историю людей как периодичность развития и упадка, расширения и сужения. Cоциогнозис, футрология, коллективы выживания, 3d-технологии, альтернативная энергетика,