Семён Резниченко
Я / мы Шарабан — Мухлюев или освобождение Кукера
Первоначальная публикация: Резниченко С. Я/мы Шарабан — Мухлюев или освобождения Кукера. URL.: https://www.apn.ru/index.php?newsid=46685 (дата обращения: 31.10. 2024)
Ещё один роман Виктора Пелевина, «Круть», в появлении которого сомневались, вышел и , как всегда привлёк внимание.
В нём Пелевин иронически «поддакивает» тем, кто критикует его крайние романы как бессмысленные, ненужные самому писателю тексты, написанные исключительно для зарабатывания денег. Он очень проникновенно пишет о бессмысленном тексте — «рыбе», в который, однако, каждый хочет расшифровать. И расшифровывает! Сделаю это и я.
Это роман о круге: вращении и единстве, о том, что вращение иногда прекращается, а различное сливается в единое целое. Усталый взгляд на жизнь и смерть несколько сверху, ближе к завершению пути.
Конечно же, философия крепится к детективно — фантастическому сюжету, сдобренному юмором и абсурдом. А также описаниями неофеодального мира будущего, известного по предыдущим романам.
Развлекая читателя, автор развлекается сам. Например, Пелевина забавляет моё внимания к заимствованиям из своего творчества. Особенно то, что я связал летитбизм с Социогнозисом. На этот раз он ещё более откровенно связал с ним основную идею романа, Круть — идеологию Доброго Государства.
Круть, как и Социогнозис, учение о циклизме, но доведённое в романе до иронично абсурдистского гротеска. В Крути всё движется по кругу: от циклизма в жизни общества до необходимости массово вращать ветряки с помощью велоприводов. Значимость влияния природных и космических циклов для человеческого общества, важность и порой катастрофичность наложения этапов развития природы и социума друг на друга показана как попытка повелителя динозавров (он же Ахилл) вернуть себе власть над миром после падения на Землю гигантского астероида…
Но не только, Круть это и колесо сансары — мира страдания и одновременно дхармы, учения Будды. Это и миф о вечном возвращении, сама идея круговорота всего в природе и обществе. А также круговорот идей и концепций, которые, соприкоснувшись с наблюдателями, возвращаются к автору уже иными. Круть — это диалектика, единство и борьба противоположностей. Хотя она более чётко отражена в доктрине Доброго Зла, гностического оппозиционного учения, которое тоже упомянуто в романе.
Круть наглядно проявляется в событиях и действиях людей. Например, в публикациях ежегодных романов Пелевина. Они как целое — концептуализация Крути.
Круть, как и положено кругу, ещё и всеобщее единство. Единство сансары и нирваны, земли и космоса, жителей Доброго Государства, водящих хороводы. Единство якобы независимых и автономных личностей: Кукера и Ахилла, Варвары Цугундер и Рыбы, Маркуса Зоргенфрея и Дронослава Сердюкова. А также слияние более или менее значимых российских авторов в личности Шарабан — Мухлюева, а в творчестве Пелевина — тех из пишущих, наработки которых он использует.
Писатель Шарабан-Мухлюев в романах Виктора Пелевина (в т.ч. «Круть») — это собирательный образ интеллектуала — гуманитария, которые формируют смыслы в современной культуре России. И кое-что из их наследия будет востребовано и в эпоху неофеодализма. При это образы конкретных авторов, вероятно, будут сливаться, наслаиваться друг на друга.
О неофеодализме в «Крути» есть интересная ремарка. Он может выглядеть как сохранение прежних названий и социальных институтов при полном изменении их внутренней сути, связанных с ними людей и реальных функций. Такая ситуация скорей характерна для позднего постмодерна, однако по такому пути может пойти и сложившийся неофеодализм. Особенно на позднем этапе его византийского (преемственного с началом 21 века) варианте.
Наступление неофеодализма раз за разом подобно колесу сансары. Но бытие человечества может в некий момент прекратиться. О попытке повелителя динозавров сделать это как раз идёт речь в романе. Но даже гибель человечества не спасёт меняющийся набор дхарм (которым является человек согласно буддизму) от кармического воздаяния. И без людей всё это может продолжаться, если есть хоть какие-то живые существа. Хоть бы и те же динозавры.
Так что для того, чтобы застраховаться от катастроф и неофеодализмов, физическая смерть не поможет. Надо метафизически исчезнуть. В этот момент отдельная личность полностью сливается с абсолютом / его отсутствием и отказывается от выбора, сохраняя срединный путь.
Онтологическая гибель — это личный «конечный апокалипсис», его торжество и одновременно преодоление. Круть и абсолютный покой, единство вселенной и индивида.
Эта гибель по-настоящему рядом, но пока не достижима почти ни для кого из героев. Потому, что сам Пелевин жив и пишет, всё возвращается «на круги своя», все продолжают крутить колесо мироздания, от Сердюкова до Ахилла — Варвары.
Быть может, за исключением «петуха» Кукера, который вдруг получает возможность присоединиться к Затворнику и Шестипалому…