Семён Резниченко
Переход к неофеодализму как идеальный шторм
Неофеодализм без «нео-»? Он был ещё в древнекаменном веке. Когда точно — неизвестно. Но в тот период жизнь древних людей стала тяжелее, разнообразие ресурсов — меньше. Как и их самих. Возможно, большее значение стали играть более мелкие коллективы. Наступили тёмные века. По сути — то же самое, что и в эпоху европейского темновековья.
Но это было давно, вернёмся к нашим неофеодализмам. Иногда причины такового на той или иной территории прозрачны и имеют конкретно — исторический характер. Например, походы Чингисхана и его ближайших преемников.
Но очень часто не всё так ясно и понятно. Особенно когда речь заходит о таких масштабных явлениях, как кризис Бронзового века или Античности. В таких случаях неофеодализм имеет целый ряд истоков и причин возникновения.
С одной стороны для неофеодализма назревают объективные причины. Многие общества оказываются серьёзно ослабленными. Одни — поражениями и коллективными неудачами, неблагоприятными обстоятельствами. Из-за это у них возникают трудности с физическим и культурным воспроизводством. Не хватает людей, традиции и принципы культуры демонстрируют недостаток эффективности и оказываются дискредитированными.
Другие губят большие достижения, победы и успехи. Относительно комфортные условия жизни в течении ряда поколений могут очень быстро ослабить солидарность, социальную ответственность, моральные нормы. И, как следствие, слабели коллективы разного уровня. От семейного коллектива выживания до царства.
Почему это происходит? Прежде всего, потому, что основы социальной психологии людей сформировались в глубокой древности, когда они преимущественно выживали, а не наслаждались жизнью. Как и все остальные живые существа.
Эксперименты на животных показали, что в неволе лидировать в коллективах нередко начинают совсем не те особи, какие доминируют в дикой природе. Важной становится способность не добыть пропитание, а отнять его у сородичей. Либо как-то выпросить его у людей.
Большинство людей отнюдь не превосходит других живых существ способностью к разумному самоограничению. Оно не склонно совершать усилия, без которых можно обойтись. И альтруизм у людей чаще всего вынужденный. Поэтому в весьма успешных обществах рано или поздно люди начинают делить то, что есть вместо того, чтобы добывать или создавать. Всё это рано или поздно приводило к внутренним конфликтам и обеднению.
К тому же надо помнить, что достижение впечатляющих успехов нередко связано с большими демографическими потерями и деформацией культуры, когда необходимое для сиюминутного успеха вытесняло то, что обеспечивало жизнь людей в течении тысячелетий. Например, ослабление родственных коллективов выживания в Японии и Южной Корее произошло во многом по причине чрезмерного слияния местных жителей со своей социальной ролью, в данном случае экономического актора (работника, предпринимателя) и потребителя. Свой демографический и во многом культурный потенциал эти страны променяли на относительное и по историческим меркам недолгое лидерство в капиталистическом мире.
В целом, у лишь недавно сильнейших народов возникают всё те же трудности с физическим и культурным воспроизводством.
Но, пока «всё стабильно», по разным причинам ослабевшие общества вполне могут существовать и порою вроде неплохо. Непосредственный переход к неофеодализму запускают природные и конкретно-исторические факторы. Которые чаще всего выступают в комплексе.
Природные факторы весьма многообразны по причинам и воздействию на человека. Это и экологические последствия «успешного хозяйствования», и циклы солнечной активности, и перемены в функционировании сильных морских течений, похолодания, потепления, изменения уровня влажности и пр. Экологические последствия и морские течения воздействуют на хозяйственную деятельность человека, а циклы солнечной активности — в т.ч. и на психику. В общем, угроза голода да ещё нервы шалят.
В таких условиях «сохранившие форму» (способность к физическому и культурному воспроизводству) народы и другие сообщества чаще всего начинают жестко прессовать аутсайдеров и дряхлеющих лидеров. По объективным причинам — как бы самим плохо не стало; и по субъективным — надо наконец делать «то, что хочется», а не то, что «привыкли».
Аутсайдеры и «прежде великие империи» в таких условиях становятся ещё слабее, обостряются их недостатки: от борьбы за уменьшающиеся ресурсы до вредных привычек и нежелания что-либо делать.
Тут огромную роль могут сыграть конкретные события природного и исторического характера: землетрясение, наводнение, военный поход, колебание экономической конъюнктуры, судьба некого царевича либо нечто вроде похищения Елены Прекрасной. В некоторых случаях они могут иметь решающее значение для больших групп людей. Какого бы не имели, если бы не переход к неофеодализму.
Вот он, идеальный шторм — совпадения целого ряда факторов равного уровня и порядка. То, о чём Эрик Клайн писал применительно к крушению культур Бронзового века запада Евразии.
Дальше наступает неофеодализм. Он может привести к краху и деградации (падение ахейских дворцовых государств, Трои); либо ценой больших усилий и благоприятного стечения обстоятельств удаётся сохранить в целом прежний уклад, порой на несколько веков (сохранение восточной Римской империи, спасение Древнего Египта от «народов моря»). А где-то развитие может ускориться, как это произошло после переселения в Юго-Восточную Азию во 2 тыс. до н.э. земледельцев из более северных районов.
Но это уже другая история…
