В 1917 – 1932 годах на Кубани с большей или меньшей степенью интенсивности осуществлялись меры по внедрению местным восточным славянам украинской идентичности, украинской культуры, украинского языка. Впоследствии, во второй половине 1920 – начале 1930 гг. эти попытки вылились в планомерную украинизацию. Последняя была принята населением крайне неоднозначно. Украинизации оказывалось сопротивление. Его причиной стали прочная привычка местных восточных славян к русскому языку, слабость национального самосознания у украинцев, живущих в этноконтактной зоне, большое количество людей с русским национальным самосознанием. .
Первоначально кубанское политическое украинофильство и самостийничество в основном опиралась на одну из групп казачьей интеллигенции. Влиянию на часть черноморских казаков она была обязана чувству казачьей солидарности и стремлению развивать местное хозяйство и образование. К лозунгам национальной независимости и солидарности с Украиной население было в целом безразлично. Многих кубанцев раздражали политическая конфликтность «самостийников».
Партизанское движение, разгоревшееся после занятия большевиками Кубани в 1921 г. в основном велось под общероссийскими, а не «самостийническими» лозунгами. Такими, как «Да здравствует советская власть! Долой коммунистов!» или «Власть царю, земля народу»i.
Всё эти особенности мировоззрения кубанцев наглядно особенно ярко проявились в конце 1920 – начале 30 – х гг. Этот период истории, отмеченный насильственно-бюрократической украинизацией, уже весьма ярко выявил предпочтения и антипатии жителей Кубани.
Уже в середине 1920 – х гг. в станице Неберджаевской руководством школы и местного совета оказывалось сопротивление украинизацииii.
В станице Новомышастовской в 1926 г. украинский кружок при избе-читальне слили с русским кружком и закрыли украинскую стенгазетуiii.
Например, в 1927 г. Брюховецком районе даже было принято решение о ликвидации украинской секции при райкоме ВКП(б)iv. В районе только Шкуринский сельский совет перешел на украиноязычное делопроизводство.
К концу 1929 г. местные власти на Кубани проявляли вопиющее равнодушие к реализации плана сплошной украинизации. Такая ситуация во многом сохранялась и в дальнейшемv. Представители партийного и советского аппарата назывались в числе сил, активно тормозящих проведение украинизацииvi. Ко всему прочему местные власти препятствовали включению украинизацию в число программ, на выполнение которых распространялся принцип ударничестваvii.
Медленно шла украинизация в Ейском и Краснодарском районе. К концу 1931 г. делопроизводство на украинском языке было введено только в пяти населённых пунктах последнего района. В станицах Нововеличковской, Пашковской, Марьянской, Васюринской, Динской, Новотитаровской работа по украинизации неприкрыто и откровенно саботировалась. Эти районы не удалось сделать центрами украинской культуры, как планировалось ранееviii. Делопроизводство, ведение бухгалтерии, и изучение литературной украинской речи массово игнорировалосьix. Такая же ситуация сохранялось и в следующем годуx.
Делегаты краевого совещания уполномоченных по нацменделам, прошедшего в июне 1930 г. в Ростове-на-Дону, пришли к выводу, что план украинизации на1929 – 1930 гг. практически сорван. В последствии ситуация менялась незначительноxi.
11 ноября 1931 г. Абинский райком ВКП(б) признал наличие трудностей в проведении украинизации. А председатель Абинского райисполкома Фоменко прямо заявил, что дела с украинизацией обстоят «погано» и ничего не сделаноxii. Был назначен срок её завершения – 1 октября 1932 г. В начале 1932 г. силами Абинской районной КК – РКИ был расследован ряд персональных дел коммунистов. Все они обвинялись в проведении политики «русского великодержавного шовинизма» в возглавляемых ими организациях и учрежденияхxiii. Однако план украинизации так и не был выполнен на практикеxiv.
В станице Тихорецкой руководство не интересовалось украинизацией, проводя её как вынужденную повинность. «По украински в учреждениях никто не разговаривал» — вспоминал П. Волыняк. Равнодушно к украинизации относилось и население в целомxv.
«Нам сейчас некогда. Мы откладываем и более важные работы, а не то, что бы проводить украинизацию» — говорил секретарь комсомольской ячейки станицы Новомышастовскойxvi. На хуторе Упорном Павловского района председатель сельского совета заявил: «Лучше убейте меня, а на украинский язык не повернёте»xvii. В станице Старомышастовской председатель правления колхоза всё переписку на украинском языке клал под сукно, и не отвечал ни на один запрос, присланный ему на украинском языкеxviii.
Управленческий аппарат абинского Райплодовощтабксоюза не торопился приступать украинизации. Его глава Бурдович открыто заявлял: «Ничего мы не делали с украинизацией, и не делаем, пока не закончим заготовки, и вообще она нам не нужна». «Абинский Райпотребсоюз так же не спешил с украинизацией. Кроме украинской вывески больше ничего не было сделано. Глава потребительского союза, Николай Косолапов говорил: «Это ещё спорный вопрос, есть ли украинцы основная масса района». Уполномоченная абинского райкома по Варнавинскому станичному совету Райхлина на заседании станичного совета заявляла, что торопиться с украинизацией не требуется, так как это вовсе не важная компания. «Это всё пустяки, какая-то украинизация, и разговоры о ней голословные. И то, что пишут о ней, это потому, что есть бумага. Бумага всё стерпит» — сказал один из функционеровxix.
Нелояльность к украинизации была одним из поводов для доносов, в том числе — через прессу. Например: «Завшколой станицы Березанской агитирует против украинизации школ. Сам он – русский»; «Избач станицы Ново-Корсунской не даёт репетировать украинскому драматическому кружку, а поддерживает русский»; «Завполитпросветом станицы Ново-Корсунской Кубанского округа Севастьянов, несмотря на распоряжения партии и советской власти, плохо относится к украинизации»xx.
Управленцев – саботажников нередко наказывали. Весной 1932 г. за посылку отношений и деловой переписки на русском языке в украинские учреждения, так же саботаж проводимых мероприятий среди колхозных масс, председатели сельсоветов Кущовского района: Шкуринского – Виткалов, Полтавчихинского – Мишин, Глебовского – Кравцов, получили предупреждения и выговоры. Их обязали перевести работу техааппаратов на украинский, немецкий и латышский языки соответственноxxi.
Общее отношение кубанцев к украинизации выразил опытный педагог, скрывшийся за инициалами Н.К.: «Я десять лет живу на Кубани, бывал сотни раз на собраниях граждан и никогда не слышал, чтоб масса населения, за исключением единиц хлеборобов и украинофильствующих интеллигентов, стояла за украинизацию»xxii.
Примечательно, что в автономиях Северного Кавказа украинцы не получили статуса национального меньшинства, а были приравнена к великорусскому населению, хотя украинизационные мероприятия имели место и там. В основном она выразилась во внедрении среди восточнославянского населения автономий украиноязычного школьного образования. Украинизация органов власти и прессы практически не проводилась. Здесь во главу угла ставилось выдвижение на ведущие позиции представителей коренных этносов автономных областейxxiii. Причём последние зачастую негативно относились к украинизации, так как при проведении этой компании слишком много внимания и ресурсов сосредотачивалось на украинцахxxiv.
Ожесточённая борьба развернулась вокруг системы образования.
В период Гражданской войны украиноязычное образование имело место в основном на территории бывшей Черномории. В некоторых населённых пунктах оно вызывало энтузиазм, в других – резкое неприятие. Однако в целом в Черномории к украиноязычное образованию масса населения относилась в тот период равнодушно. Его развитие в значительной степени происходило за счёт поддержки краевых кубанских властей.
После прихода к власти коммунистов они практически сразу развернули компанию поддержки украиноязычного образования.
Однако усилия по укреплению украинской школы зачастую не приносили должного результата.
Уже в 1925 г. из 1-ой украинской школы II ступени №12 г. Краснодара в течение года выбыло 25 учеников. Когда как поступило только 12. Имело место непосещение учениками школыxxv. По желанию населения в 1926 г. часть украинских школ было восстановлено преподавание на русском языкеxxvi. Из некоторых украинских школ, таких, как школа №29, стали уходить ученикиxxvii.На хуторе Прикубанском местное население выступило за закрытие украинской школы ещё в 1925 гxxviii. Учителя и ученики Южной школы станицы Славянской, чувствуя не достаточную решимость властного нажима, дружно отказывались украинизировать своё учебное заведениеxxix.
Жители хутора Лебеди заявили, что они русские и отказались украинизировать свою школу в 1926 г xxx. По причине сопротивления населения в 1926 г. было отложено открытие в Черномории 25 украинских школxxxi.
В 1927 г. было принято решение «учитывая категорические требования родителей учащихся Калниболотской украинской школы считать, как исключение, необходимым удовлетворить их просьбу и преподавание в украинской школе перевести на русский язык»xxxii. В том же году по настоянию жителей была организована русская группа в давно украинизированной школе станицы Варениковскойxxxiii. В 1927 году только 20% школьников, числящихся украинцами, посещали украинские школыxxxiv. В 1928 г. украинские чекисты подготовили справку по украинизации школ в Кубанском и Донском округах. «Украинизация школы не встречает широкого сочувственного отношения среди местного населения. В большинстве случаев преподавание на украинском языке вызывает явное недовольство, как среди иногородних, тик и среди казачества» — говорилось в справке. В 1927 г. в станицах Кисляковской и Новосергиевской по настоянию жителей закрылись украинские школы. Первая успела проработать 4 года, вторая – 3xxxv. В станице Пашковской в 1927/1928 учебных гг. в украинскую школу поступило 14, а в русскую 144 ребёнка; в станице Корсунской в украинскую школу записалось 10 человек, в русскую – 120. То же самое имело место в станицах Гривенской, Поповичевской, Северской, Холмской и других. В станице Марьянской украинская школа существовала уже с дореволюционных времен. К 1928 г. в ней состоялся только один выпуск. В 1927 г. уже все школы станицы в приказном порядке были украинизированы. Станичники пытались добиться, что бы при них были открыты русские группы. «Наши дети портятся в украинских школах по приказу советской власти», «советская власть навязывает нам украинизацию помимо нашей воли» — говорили кубанцыxxxvi. Имели место и такие высказывания: «Такой украинизации нэ трэба, нащо ломать дытыну, хай им бис, хай учат по-русски». «В украинской школе детей портят, готовят из них украинских китайцев». «Где по-украински говорят? Не наш это язык!»xxxvii. В целом в 1927 г. наблюдался значительный отток учащихся из украинских школ и группxxxviii.
Украинизация школы вызывало протесты наряду с различными новациями и педагогическими экспериментами, характерными для 1920 гг.xxxix.
В 1928 в станице Пашковской под влияние зажиточных казаков были закрыты украинские отделения в местных школах. В том же году в станице Тимашевской родители школьников говорили, что они русские и желают учить детей русскому языку. Закрытие украинских отделений в школах по требованию родителей имело место и в Северском районеxl.
Во второй половине 1927 – первой половине 1928 гг. были предприняты попытки русифицировать украинскую школу-девятилетку в г. Краснодаре, краснодарский педтехникум и пединститутxli. Эти действия отчасти поддерживались местными властями. Так, например, во второй половине 1927 г. не действовало украинская секция КрайОНОxlii. Начавшаяся проявляться тенденция была следствием противодействия населения украинизацииxliii. Её дальнейшее развитие было остановлено в том же гуду решением о сплошной украинизации.
В 1930 г., чтобы на бумаге улучшить ситуацию, одних и тех же детей одновременно записывали наряду с русскими и в украинские школы, не считаясь с желанием родителейxliv. Но ещё раньше, в 1928 г. власти пришли к выводу, что пока не будет украинизировано делопроизводство и официальная пропаганда, украинская школа не будет пользоваться должной популярностьюxlv.
В 1931 г. на заседание краснодарского горкома ВКП(б) говорилось, что существует опасность того, что вновь создаваемые украинские отделения школ могут оказаться действующими только на бумаге.xlvi
Сталкивалось с равнодушием населения и продвижение продвижение на Кубани популярной украинской книги. В 1926 г. в избе-читальне станицы Славянской из украинских книг был только «Кобзарь» и «Хрестоматия»xlvii. Краевое совещание уполномоченных по нацменделам, прошедшее в 1930 г., констатировало, что почти все издания, кроме «Червонной газеты», проявляют недостаточную активность в деле проведения украинизацииxlviii. В Ейском районе в 1931 г. в магазинах скопилось нераспроданных книг на сумму 2500 рублейxlix. Там же в начале 1932 г. учреждениям было предписано в принудительном порядке выкупать из торговой сети украинскую литературуl.
Подобная ситуация наблюдалась и в Краснодарском сельском районеli. Всего в этом году план реализации украинской книги был выполнен только на 31,1%. Различные решения властей по активизации продвижения украинской книги существенно ситуацию не изменилиlii.
Их невыполнение постоянно констатировалось властями всех уровней. Особенно активной критике было подвержено издательство «Северный Кавказ». Ответственные работники постоянно ссылались на отсутствие систематичности в освещении украинизации в прессе и ошибках при её освещении, особенно в газете «Красное знамя». Проявлением «великодержавного шовинизма» называлось издание основной части «колхозной» прессы на русском языкеliii.
Тиражи газет с переводом их на украинский язык резко падали. Количество экземпляров газеты «Колхозный путь», органа Ейского райкома ВКП(б) уменьшился с 13 до 5 тысяч экземпляров. Поэтому уже с конца 1931 г. из краснодарской окружной газеты «Красное знамя стали исчезать материалы на украинском языкеliv. Причиной этому стало отсутствие интереса к украинской прессе среди населения. Так, в 1931 г. в избах-читальнях Краснодарского сельского района, никто не проявлял ни какого интереса к украинской прессеlv.
Постепенно и для руководства страны становились всё более очевидными издержки украинизации. В конце1932г. она была свёрнута.
Как видим, сопротивление украинизации чаще всего выражалось прежде всего в игнорировании украинского делопроизводства как крайне непривычного и неудобного. На второе место можно поставить неприятии украинской школы. Далее – игнорирование украиноязычной книги и газеты. Сопротивление это чаще всего было неорганизованным и имело оборонительный характер, не обладало сформулированной идеологией. Но оно было достаточно массовым и власти были вынуждены с ним считаться. С одной стороны, потому, что в сопротивлении принимали значительные массы станичников. С другой, в нём участвовала главная опора власти – местное руководство. А так же значительное число крестьян, образованные люди, получившие образование на русском языке. Ради украинизации руководство страны не решалось поставить под угрозу другие масштабные преобразования. И тем более не желало раздражать массы населения. Это и явилось одной из причин свёртывания украинизации.
iБез грифа «секретно». Из истории органов безопасности на Кубани. Краснодар, 2008. Кн. 3. С. 25.
ii ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 15.
iii Там же. С. 21.
iv ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 410. Л. 4.
v ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 938. Л. 51.
vi ЦДНИКК. Ф. 438. Оп. 1. Д. 62. Л. 19.
vii Там же. Л. 20.
viii Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 193.
ix Там же. С. 192 – 193.
x Хлынина Т.П. Украинизация Северо-Кавказского края: замыслы и воплощение // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. Вып. 1. С. 41 – 43.
xi Там же. С. 40 – 41.
xii Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 189.
xiii Там же. С. 189.
xiv Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 190.
xv Волыняк П. Кубань – земля казачья // Родная Кубань. 2002. №3. С. 77 – 78.
xvi Цит. по: Бершадская О.В. Осуществление политики украинизации на Кубани в период 1925 – 1932 гг. // Вторые кубанские литературно-исторические чтения. Краснодар, 2000. С. 123.
xvii Там же. С. 123.
xviii Там же. С. 123.
xix Там же. С. 124.
xx ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 22.
xxi Там же. С. 198.
xxii ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 11.
xxiii Хлынина Т.П. Украинизация Северо-Кавказского края: замыслы и воплощение // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. Вып. 1. С. 44.
xxiv ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 85. Л. 245.
xxv ГАКК. Ф. Р – 861. Оп. 1. Д. 11. Л. 20, 25.
xxvi Там же. Л. 23.
xxvii ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 405. Л. 1.
xxviii ЦДНИКК. Ф. 12. Оп. 1. Д. 56. Л. 31.
xxix ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 658. Л. 6.
xxx ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 410. Л. 4.
xxxi ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 17.
xxxii Цит. по: Харченко В. Мы начинали на хохлацком и первый трактор был «Фордзон» // Зори. 2008. 1 мая. С. 3.
xxxiii Учитель Бардин. В начале учебного года // Красное знамя. 1927. №228. С. 6.
xxxiv ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 408. Л. 5.
xxxv ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 16.
xxxvi Цит. по: Борисёнок Е.Ю. Феномен советской украинизации. М., 2006. С. 143 – 145.
xxxvii Цит. по: Миронин С.С. «Голодомор» на Руси. М., 2008. С. 51.
xxxviii ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 658. Л. 9.
xxxix Мирук М.В. Советская школа 1920-х гг.: взгляд современников из-за рубежа // Голос минувшего. 2009. №1 – 2. С. 107.
xl ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 10 — 12.
xli Там же. Л. 18 – 20.
xlii Там же. Л. 20.
xliii ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 658. Л. 17 – 19.
xliv Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 188.
xlv ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 19.
xlvi ЦДНИКК. Ф. 1072. Оп. 1. Д. 72. Л. 231.
xlvii ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 21.
xlviii Хлынина Т.П. Украинизация Северо-Кавказского края: замыслы и воплощение // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. Вып. 1. С. 41.
xlix Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 194.
l ЦДНИКК. Ф. 438, Оп. 1. Д. 62. Л. 21.
li Там же. С. 191.
lii Хлынина Т.П. Украинизация Северо-Кавказского края: замыслы и воплощение // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. Вып. 1. С. 43.
liii ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1053. Л. 222.
liv Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 198 – 199.
lv Там же. С. 193.
