И.Ю. Васильев.
Российское казачество: место в истории.
Первоначальная публикация: Васильев И.Ю. Российское казачество: место в истории. URL.: https://cyberleninka.ru/…/rossiyskoe-kazachestvo-mesto… (дата обращения: 21. 10. 2020).
На сегодняшний день казаковедами накоплен и проанализирован значительный объём материала по самым разным аспектам казачьей истории и культуры.
Наиболее убедительными представляются «комплексные» версии происхождения казачества. По мнению Р. Г. Скрынникова первоначальные казачьи общины, состояли из татар, к которым присоединялись затем русские элементы. К ним присоединялись беглые русские, которые искали спасения от даней, оброков, тягла. Большое значение, по мнению ученого, имело падение Золотой Орды (1).
Итоги изысканий советских и большинства работавших над темой российских историков подводит Н.И. Никитин. Казачество появляется не ранее XV века на основе объединений татар, потерявших связь с нормальным обществом в результате социальных катаклизмов. К ним присоединяются беглецы с Руси, которые постепенно начинают преобладать. Это не только и не сколько крестьяне. Но и служилые, посадские, «гулящие» люди (2).
Что касается специфики казачьих сообществ XVIII – начала XX вв., основ казачьего бытового уклада и мировосприятия необходимо отметить работы кубанских учёных Н.И. Бондаря, И О.В. Матвеева.
Н. И. Бондарь рассматривает традиционную культу¬ру казаков как целостную, нерасчленимую систему. Его статьи отличаются широтой охвата темы и системностью изложения. Одна из самых важных работ Н. И. Бондаря — «К вопросу о системе традиционных ценностей кубанского казачества». Статья Н.И. Бондаря «Воины и хлеборобы» концептуально демонстрирует наличие в культуре кубанских казаков двух миров — военного и гражданского (3).
О. В. Матвеев плодотворно использовал научный инструментарий, выработанный французской «школой анналов» и отечественными специалистами для исследования национальной ментальности. В основе научного творчества О. В.Матвеева лежит следующий тезис: воинский компонент есть основа казачьей ментальности и системы ценностей. Учёный прежде всего исследует узловой элемент системы ценностей кубанских казаков и его функциональные связи. В книге О. В. Матвеева «Историческая картина мира Кубанского казачества (конец XVIII – начало XX вв.): категории воинской ментальности» обобщён и систематизирован накопленный материал, демонстрирующий принципы и ценностные ориентиры, определявшие восприятие мира казаками (4).
Комплексное описание особенностей социально-экономической специфики и культуры Терского казачества можно найти в ставшей классической монографии Л. Б. Заседателевой «Терские казаки (середина XVI – начало XX вв.): Историко-этнографические очерки». Описание специфики социально-экономической эволюции и системы управления Оренбургского войска содержатся в работах А.П. Абрамовского. и В.С. Кобзова «Оренбургское казачье войско в трех веках» и Е.В. Годововой « Оренбургское казачье войско в 1798 – 1865 гг.» . В книге А.Н. Малукало «Кубанское казачье войско в 1860 – 1914 гг.» подробно описаны меры правительства по управлению войском в пореформенный период. По материалам работы можно проследить эволюцию правительственной политики от стремления модернизировать войско и сблизить его с другими жителями империи до попыток искусственной консервации казачьего уклада жизни в конце XIX – начале XX вв. В монографии отражены усилия, предпринятые для расширения полномочия казачьих управленческих структур, имевшие место в начале XX столетия (5).
В работе известного кубанского историка В.Н. Ратушняка раскрыты основные составляющие развития аграрной экономики региона в пореформенный период, показана роль, которую сыграла колонизация новых территорий в запуске механизма этого развития (6).
Интересные обобщения по проблеме соотношения индивидуализма и коллективизма в казачьем землевладении находятся в работе А.И. Козлова «Возрождение казачества». Во время, когда казачьи войска оказались под полным контролем государства, идея вольности вступила в затяжной конфликт с общинным коллективизмом. Это противостояние, в конце концов, привело к появлению частного казачьего (офицерского) землевладения. Однако основой и мировоззрения и землевладения оставался коллективизм. Индивидуализм в земельных отношениях оставался исключением, допускаемым властями (7).
Работа В.П. Трута «Казачество России в период революции 1917 года и на начальном этапе гражданской войны» охватывает несколько важных проблем. На основании многочисленных данных автор пришел к выводу, что в начале XX века социальная система казачьих войск находилась в состоянии скрытого кризиса, который ещё не успел проявиться в полной мере ( .
В монографии Л.И. Футорянского «Казачество России на рубеже веков» можно найти комплексный анализ социальной истории казачества в предреволюционный период (9). Специфика самых восточных войск Российской империи показана в работе А.И. Коваленко «Казачество восточных окраин России в ХIХ- начале ХХ вв.: культурно-исторический аспект» (10).
Огромную важность для понимания роли казачества в историческом процесс имеют фронтирные исследования (11).
В целом же структурированное описание библиографии российской казаковедческой литературы может занять не один том. Перейдём теперь к описанию самого феномена.
Раннее казачество стало завершением развития многотысячелетнего фронтира степного пояса Евразии. Речь идёт о самой обширной и долго существовавшей зоне взаимодействия земледельческих и кочевых этносов, небольших автономных групп и обширных империй.
Для огромного пространства, состоящего из нескольких макрорегионов, было характерно развитие автономных общин, в т.ч., городских, мужских союзов, многообразных частных сообществ, в т.ч. религиозного характера. (Автономные городские общины были более характерны для западной окраины Евразии, это древнегреческие полисы, древнерусские города и пр.) (12). Все эти сообщества находились в состоянии сложного и многообразного взаимодействия друг с другом и крупными государственными образованиями, были встроены в социальную ткань имперских сообществ.
Сходные условиях жизни (различные виды взаимодействия земледельцев и кочевников, падение одних империй и появление новых; смена лидирующих религий, этнических и социальных групп на фоне достаточно резких изменений климата и частых миграций населения) раз за разом воспроизводили социальную среду, в которых были востребованы социумы-убежища – автономные структуры, призванные защищать интересы своих членов в условиях их выпадения из прежней социальной среды (13). А то и исчезновения самой среды. Например, нередко такую роль играли фиасы Боспорского царства – частные сообщества с религиозным уклоном (14). Воинственные объединения людей, порвавших с «нормальным» обществом, были весьма характерны для Средней Азии. Вероятно, что с их помощью пришёл к власти Аршак – основатель знаменитой парфянской династии Аршакидов. Позднее, уже в тюркизированной Средней Азии, таких стали называть казаками. С ними был связан, например, основатель династии Великих Моголов Бабур (15).
Но в целом в условиях социально нестабильного полиэтничного фронтира специфика социумов-убежищ могла воспроизводиться и без преемственности традиции.
Исторически известное казачество возникло в XV – начале XVI вв. как следствие кризиса и распада Золотой Орды, и ликвидации автономии восточнославянских общин без первобытности в Речи Посполитой и Московском государстве.
Казак – тюркское слово, обозначающее человека вне нормального социума, причём дееспособного и самостоятельного. В период кризиса и распада Золотой Орды многие тюрки порывали с государственной и родоплеменной иерархией общества, как по одиночке, так и родственными группами, и становились казаками. В целом можно предположить, что сообщества тюркских казаков строились на принципах мужского союза, более эгалитарного, чем семейно-родовая либо государственная структура Золотой Орды (16).
Тогда в долинах крупных рек северо-западной Евразии стали поселяться и казаки – восточные славяне. В ранний период они передвигались преимущественно по воде, для них особенно была важна охота и рыбная ловля. Как и для тюркских казаков, для них была крайне важна воинская составляющая их быта. Восточные славяне принесли в степь традиции крупных общин без первобытности, что позволило им создавать более крупные и постоянные казачьи объединения. Поэтому казачьи войска стали достаточно быстро расти и крепнуть. Основой их самоорганизации стали традиционный для Евразии мужской воинский союз и организационные начала славянской общины без первобытности (собрания всех членов, сходные с вечевыми сочетались с достаточно сильной властью в военное время выборного предводителя) (17).
Также в формировании ранних казачьих войск немалую роль играли и традиции сообществ профессиональных охотников и рыбаков Древней Руси, воинов-дружинников и московских дворян, шляхты Речи Посполитой; профессиональных воинских отрядов на службе указанных выше государств, также носивших название казаков; православных религиозных братств. Можно предположить, что в состав ранних казачьих общин могли влиться некоторые представители славянского, аланского и другого оседлого населения степной зоны Золотой Орды (18).
К концу XVII в. казачьи войска достигли огромных успехов на военном поприще, особенно в борьбе с Османской империей (19). Были и другие достижения, например, присоединение к Российскому государству Сибирского ханства (20). Казачество окрепло в хозяйственном, организационном и демографическом отношении. В тот период в его рядах появилось немало выходцев из числа крепостных крестьян.
Однако внутри казачьих войск накопились и серьёзные противоречия, вызванные социальным расслоением и борьбой различных групп казаков за власть и влияние. Социум-убежище, основанный на соединении начал общины без первобытности и мужского союза, начал испытывать серьёзнейший кризис внутреннего единства и солидарности между членами.
Поэтому казачьи войска начали всё более тесно сближаться с крепнущей Российской государственностью, которое постепенно включало их в свои рамки. В ходе этого процесса прямое государственное управление постепенно заняло место прежнего войскового, самоуправление сместилось на станичный уровень (21).
Порой это приводило к серьёзным противоречиям, выливавшиеся в крупные восстания (например, под предводительством Кондратия Булавина, Степана Разина и Емельяна Пугачёва). Но в целом государство считало казачество своим союзником в продвижении на юг и восток. Поэтому оно старалось улаживать внутренние противоречия внутри войска, законодательно оформлять и формировать статус казака. Более того, государство целенаправленно создавало новые войска на Северном Кавказе и на территориях к востоку от Урала. Это позволило Российской империи иметь лояльную и эффективную военно-политическую силу в приграничных регионах, способную, к тому же, самостоятельно себя содержать (22).
Служилое казачество обладало существенными по тому времени правами и привилегиями, ограниченным самоуправлением, подобным тем, какие имели позднеантичные полисы (По́лис (др.-греч. πόλις, πολιτεία; лат. civitas) — античная городская гражданская община…, особая форма организации общества — политической организации (довольно часто государства)) (23). эллинистических монархиях и Римской империи. Для этих государств также было крайне важна организация управления и общественной жизни в условиях фронтира, который, как и в Российской империи, был чрезвычайно протяженным вдоль границ этих государств. К тому же одна из основ казачества, восточнославянская община без первобытности изначально имела ряд общин черт с античным полисом.
Централизованное военизированное управление «в центре» сочеталось с развитым самоуправлением «на местах», во многом сохранявшем черты раннеказачьего «социума-убежища». Причём полисы и другие самоуправляемые поселения носителей античной культуры могли выступать как военные форпосты империи и средоточия характерного для неё уклада жизни (24).
В целом формирования, сходными с казачьими, были характерны для государственных образований, сумевших подчинить себе обширные фронтирные территории, управление которыми нужно было сделать максимально экономным в течении долгого времени.
Что касается казачества, то собственно войсковая администрация выполняла функцию, сходную с провинциальным управлением в позднеантичных империях, которое было достаточно авторитарным, но в то же время лояльно-патерналистским по отношению к городам, организованных по принципу античного полиса. Власть оказывала военную и экономическую помощь, вела протекционистскую экономическую и переселенческую политику (25).
Полис выполнял функцию, сходную с таковой у отдельной станицы казачьего войска. Но последние, в отличие от полисов, были сельскими, а не городскими поселениями, пусть и к рубежу XIX – XX нередко весьма зажиточными. Также этнокультурная идентичность, в античное время бывшая прерогативой отдельного полиса, в рамках казачества стала прерогативой войска как целого. В рамках казачьего войска «внешнее управление» сливалось с основой собственно казачьей идентичности.
От обычных сельских общин в сторону сходства с более древними формами самостоятельных общин без первобытности казачья самоорганизация отличалась более отчётливо выраженная этнотерриториальная идентичность и подчас более высокий уровень социально-экономической и культурной специфики (26). Что проявлялось далеко не в равной степени в разных войсках, станицах, территориальных группах. Эта же специфика присутствовала и в ряде других субэтносов и территориальных групп русского народ, с казачеством не связанных (27).
Казачество показало себя эффективным проводником российской государственной политики. Взять хотя бы его роль в присоединении Кавказа и Центральной Азии или участие казаков в европейских войнах России (28).
Принадлежность к казачеству стало определяться сословно-юридическим статусом и особым укладом жизни воина-земледельца (29). Для европейских казачьих войск также было характерно развитие этнической составляющей в форме субэтносов. Чему способствовали давние традиции бытования казачьей идентичности, экономическое преуспеяние. Для казачьих войск, расположенных восточнее Уральского войска, были более характерно сословное начало, государство сыграло в их возникновении большую роль. Тем более, что некоторые из них возникли достаточно поздно. Так, уссурийское казачье войско было образовано в 1889 г.(30).
Ряд казачьих войск включал в себя группы казаков неславянского происхождения. Можно отметить донских и терских калмыков, донских татар, терских осетин, оренбургских нагайбаков, забайкальских бурят и пр.(31).
К рубежу XIX — XX вв. наметился новый кризис казачества: росло социальное расслоение и внутренние противоречия, традиционная казачья служба «за свой счёт» становилась экономически обременительной, менее эффективным и более забюрократизированным становилось станичное самоуправление, росло число земельных споров, усиливалась экономическая конкуренция с другими социальными группами (32).
Уже достаточно многочисленная казачья интеллигенция искала пути выхода из кризиса, в том числе – на основе идей автономии в рамках Российского государства. Этот принцип отчасти был воплощён в жизнь во время Гражданской войны на основе уже новоевропейских республиканских принципов с некоторыми архаичными чертами, однако казаки и их союзники потерпели поражение. До второй половины 1930-х гг. с перерывами победившие коммунисты проводили жестокую политику расказачивания, особенно активную во время Гражданской войны и в начале 1930-х гг. (33). На этом фоне в кругах казаков – эмигрантов возникла идея об особом казачьем народе, которая активно пропагандировалась, но не смогла завоевать первенства в борьбе с традиционными сословно-субэтническими концепциями казачьей идентичности (34).
Возникновению стабильных казачьих этносов не способствовала их территориальная локализация в самой сердцевине геополитического перекрестка между севером, югом, востоком и западом, где весьма сильные и независимые народы сравнительно быстро гибли либо меняли идентичность. А также тенденции массового общества модерна (всеобщее стандартизированное образование, развитые пути сообщения и пресса) очень часто приводившая к стиранию субэтнической специфики. Нельзя забывать и о конкретноисторической роли большевиков, проводивших антиказачью политику.
В рамках современного, постсоветского казачества представлен почти весь спектр составляющих казачьей культуры и идентичности: этнический, служилый и пр.. Часть казаков заботит религиозная составляющая своей идентичности, традиционная казачья культура. При этом в наше время предпочитающие разные элементы казачьей традиции и культуры обособляются друг от друга. Также для современного казачества гораздо менее характерно хозяйственное самообеспечение (35). По какому пути пойдёт развитие российского казачества – определит будущее.
Первоначально казачество являлось характерным для территории евроазиатского фронтира социумом – убежищем, сформировавшимся на основе принципов мужского союза и самоуправляемой общины без первобытности. Впоследствии, в составе Российской империи, казачество строилось на основе военно-бюрократического управления «сверху» и общинного самоуправления «снизу». Эти составляющие объединял сословный статус казака, на основе которого подчас формировалась этничность в форме субэтноса. Представители современного казачества по-разному трактуют специфику своей общности. В основном – в профессионально служилом или этнокультурном ключе.
Примечания
1. Скрынников Р.Г. Ермак. М., 2008. С. 3.
2. Никитин Н.И. Происхождение казачества: мифы и реальность // Осторожно, история. М., 2011. С. 44 – 45, 50.
3. Бондарь Н.И. К вопросу о системе традиционных ценностей Кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999.; Бондарь Н.И. Воины и хлеборобы // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2002.
4. Матвеев О.В. Историческая картина мира Кубанского казачества (конец XVIII – начало XX вв.): категории воинской ментальности. Краснодар, 2005.
5. Заседателева Л. Б. Терские казаки (середина XVI – начало XX вв.): Историко-этнографические очерки. М., 1974.; Годовова Е.В. Оренбургское казачье войско в 1798 – 1865 гг.:. Самара, 2007. Абрамовский А.П., Кобзов В.С. Оренбургское казачье войско в трех веках. Челябинск, 1999.; Малукало А.Н. Кубанское казачье войско в 1860 – 1914 гг. Краснодар, 2003.
6. Ратушняк В.Н. Сельскохозяйственное производство Северного Кавказа в конце XIX — начале XX века. Ростов н/Д, 1989.; Он же. Вхождение Северо-Западного Кавказа в состав России и его капиталистическое развитие. Краснодар, 1978.
7. Козлов А.И. Возрождение казачества. Ростов н/Д, 1995. С. 145 – 148.
8. Трут В.П. Казачество России периода революции 1917 года и на начальном этапе гражданской войны. Автореф… докт. ист. наук. Ростов н/Д, 2005. С. 22 — 23.
9. Футорянский Л.И. Казачество России на рубеже веков. Оренбург, 1999.
10. Коваленко А.И. Казачество восточных окраин России в ХIХ- начале ХХ вв.: культурно-исторический аспект : автореф. дис. … д-ра ист. Наук. Владивосток, 2009.
11. Романова А. П. Специфика межкультурных коммуникаций на фронтирных территориях // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2015. № 3 (44). С. 266–271.; Якушенков С. Н. Фронтир как культурная парадигма // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2015. № 1 (42). С. 288–298; Довбыш Е. Г. Электронный фронтир как метафора // Журнал фронтирных исследований. 2016. № 1. С. 100–115.; Матвеев О. В. Кавказская война: от фронта к фронтиру. Историко-антропологические очерки. Краснодар, 2015; Васильев И.Ю. Воздействие Кавказской войны на формирование ценностных установок казачества / И.Ю. Васильев // Кавказская война: символы, образы стереотипы (к 150-летию со дня окончания). Сборник научных статей. Краснодар, 2015.
12. Дворниченко А. Ю. Зеркала и химеры. О возникновении древнерусской государственности. Спб. – М., 2014. 287–292; Берент М. Государственный полис: раннее государство и древнегреческое общество // Альтернативные пути к цивилизации. М., 2000. С. 235–258.
13. Васильев И.Ю. Казачество: мужской союз / социум-убежище // Антропология конфликта и мира в культуре народов Кавказа Юга России). Краснодар, 2012. С. 36.
14. Завойкина Н.В. Боспорские фиасы: между полисом и монархией. М, 2013. С. 27 – 44.
15. Султанов Т. Кто такие казахи // Родина. 2004. № 2. С.28-31; Гафуров Б.Г. Древнейшая, древняя и средневековая история Таджикистана. Душанбе, 1989. Т. 1 — 2.
16. Трепавлов В.В. Степные империи Евразии. Монголы и татары. М., 2018. С. 258 – 259.; Васильев И.Ю. Роль тюркского элемента в формировании казачества / И.Ю. Васильев // Казачество в социокультурном пространстве России: исторический опыт и перспективы развития. Тезисы Всероссийской научной конференции. Ростов-н/Д., Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. 238 – 239.
17. Васильев И.Ю. Генезис русского казачества / И.Ю. Васильев // Исторический формат. 2015. №4. С. 229 – 245.
18. Михайлова И. «Бобровники, сокольники, подлазники…» Как жили промысловые слуги князя в XIV – XV вв. // Родина. 1997. №5. С. 31 – 32.; Саатчан Р. Русское поле // Родина. 1996. №2. С. 49.; Овчинникова Б.Б. Бродники — доказачья вольница // Казачество в истории России. Краснодар, 1993. С. 7 – 10.; Шенников А.А. Червлёный яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV – XVI вв. Л., 1987. С. 50 – 63. Марков В.И. Тюркский след в истории Украины X – XVII вв. СПб., 2016. С. 112 – 117.
19. Королёв В.Н. Босфорская война. М., 2013.
20. Скрынников Р. Г. Ермак. М., 1992.
21. Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов-на-Дону, 1961.
22. Никитин Н.И. Об историческом значении и характере «крестьянских войн» в России (на примере движения Степана Разина) // Труды Института Российской истории РАН. 2017. №14. С 219 – 239.
23. Полис (Античность) // Электронная энциклопедия «Викпедия» URL.: https://ru.wikipedia.org/wiki/Полис_(Античность) (дата обращения — 14. 10. 2018).
24. Левек П. Эллинистический мир. М., 1989.; Ростовцев М.И. Эллинство и иранство на юге России. М., 2002.; Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. М., 1949.
25. Малукало А.Н. Кубанское казачье войско в 1860-1914 гг.: организация, система управления и функционирования, социально-экономический статус. Краснодар, 2003.
26. Попко И.Д. Черноморцы в их военном и гражданском быту. СПб., 1858.
27. Бернштам Т. А. Русская народная культура Поморья в XIX — начале XX века. Л., 1983.
28. Рыжкова Н.В. Донское казачество в войнах начала XX века. М., 2015.; Бурдун В.Н. Исторические источники начала XX в. об участии Кубанского казачества в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. на кавказско-малоазиатском театре военных действий // Официальный сайт Кубанского казачьего войска. URL.: http://slavakubani.ru/…/istoricheskie-istochniki… (дата обращения — 20. 10. 2018).
29. Бондарь Н. И. Воины и хлеборобы // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2002.
30. Уссурийское казачество // Электронная энциклопедия «Википедия». URL.: https://ru.wikipedia.org/wiki/Уссурийские_казаки (дата обращения — 07.10.2018); Голик А. А. Государственная политика России в отношении дальневосточного казачества в 1851—1917 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — СПб., 2015.
31. Осетины – казаки // Ресурс «Казачий порядок»https://sites.google.com/…/vsefor…/kazaki/osetiny-kazaki ( дата обращения -08. 03. 2018); Максимов К.Н. Калмыки Области войска Донского на рубеже XIX – XX вв. // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН. 2015. №3. С. 19 – 20.
32. Васильев И.Ю. Государство и общество в системе ценностей Кубанского казачества / И.Ю. Васильев // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Спецвыпуск «Актуальные проблемы исторический исследований». 2007. С. 15 – 18.
33. Футорянский Л. И. Проблемы казачества: расказачивание // Вестник ОГУ. — 2002. — Вып. 2. — С. 43−53.; Кислицын С. А. Государство и расказачивание, 1917−1945 гг.: учеб. пособие. — Ростов-на-Дону, 1996.; Венков А. В. Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год. М., 2008.
34. Борисёнок Е.Ю. Казакия – наша цель. Эмигрантские споры о казачьей государственности // Родина. 2004. №5.
35. Козлов А. И. Возрождение казачества: история и современность (эволюция, политика, теория). Ростов-н/Д, 1995. С. 133−134.
