И.Ю. Васильев.
Взаимопомощь и взаимоподдержка в общине кубанских казаков.
Взаимопомощь, взаимоподдержка – основа самоорганизации в любом обществе. И в особенности – в казачьем. Которое сформировалась в трудных, подчас экстремальных условиях.
Когда в конце XIX – начале XX вв. Кубанское казачество достигло достаточно высокого уровня материального и интеллектуального развития, появилась потребность в комплексной саморефлексии. Которая во многом касалась принципов и духовных основ казачьей самоорганизации.
Исследование Ф.А.Щербины «Земельная община кубанских казаков» имеет особое значение для изучения казачьей системы ценностей. В ней на основе многочисленных фактов сделаны определённые выводы об особенностях и психологии казачьей общины (сочетание диктата коллектива с терпимостью к особенностям поведения его лояльных членов) [1].
Но наибольшее количество работ, посвященных коллективизму и взаимопомощи в казачьей среде, создано уже в постсоветский период. Причина этого — начавшееся возрождение казачества. Необходимость поиска фундамента для него, духовно-организационных основ, преемственности с прошлым.
Одна из самых важных работ этого периода — статья Н. И. Бондаря «К вопросу о системе традиционных ценностей кубанского казачества» [2]. В ней содержится ряд важных идей. Например, обращается внимание на коллективизм казачества и строгий контроль над нравственностью в казачьей среде.
Особое внимание исследователей вызывает жизнь казачьей общины. И.В. Ивченко в своих работах показала взаимозависимость станичников (экономическую, социальную, психологическую). Последняя требовала появления жизнеспособного социального организма. Он и был создан кубанцами. Стремясь к автаркии, община вступала в сложные отношения партнёрства и взаимодействия с другими общинами, войском и государством [3]. И.В. Ивченко выделила такие основные функции общины: хозяйственная, податная, судебная, административно-полицейская, интегративно-защитная, кооперативно – благотворительная, регулятивно-воспитательная, культурная, культовая, коммуникативная [4].
Основы нравственности, в соответствии с которыми жили кубанцы, были заложены ещё казаками XVI – XVII столетий. Ранняя казачья этика была проста. Её основным критерием была польза для выживания общины. Казак должен был быть верным товарищем, защитником и помощником своим названым братьям. С одной стороны, это предполагало солидарность и дружелюбие внутри общины. Казаки, совершившие преступления, сурово наказывались. «За единое (украденное – И.В.) путо у них вешают» — писал очевидец, наблюдавший нравы запорожцев [5]. Разумеется, моральный климат в среде первых казаков поддерживался не только и не столько страхом наказания. Они старательно культивировали в своей среде атмосферу большой дружной семьи. «Брат, братчик» — называли казаки друг друга [6].
Поэтому и в более поздний период, начиная с конца XVIII столетья, высшей ценностью для кубанского казака было его войско и возможность к нему принадлежать. Это проявлялось по-разному. Например, во взаимопомощи казаков разных групп Кубанского казачества друг другу. Так, линейцы и черноморцы согласились выделить часть своих запасных земель казакам закубанских станиц [7].
Особое преломление получали в казачьей среде и христианские нормы. Среди христианских добродетелей суровая казачья жизнь выдвигала на первый план милосердие, стремление помочь ближнему. Об этом красноречиво свидетельствуют христианские легенды Кубани [8]. «…В делах христианской благотворительности прихожане очень усердны» — писал о своей пастве кубанский священник конца XIX века [9]. Важную роль православная этика играла в деле укрепления семьи и общинных традиций. «Грешно было общаться плохо и с родителями и со старшими людьми» — достаточно стереотипное замечание в устах информаторов-старожилов [10].
Ценностные представления, определявшие функционирование общины, были тесно связаны. Принципы взаимной верности, предпочтения общего своему. Высоко почитались любовь и дружество – способность следовать выше приведённым принципам добровольно и с радостью. Как и в большинстве традиционных обществ, дружная семья почиталась образцом для любого социального организма. Гражданский социум кубанских казаков имел много общего с раннеказачьей военной общиной. В отличие от неё, этот социум не находился в столь жесткой оппозиции к внешнему миру.
Начнём с общественной морали. Проявление лучших человеческих и религиозных качеств, самым достойным проявлением самоуважения в её рамках считались милосердие и взаимопомощь. Эти морально обусловленные действия имели большое практическое значение. Они укрепляли единство общины, улучшали отношения между её членами, и тем самым поддерживали её автономию от внешнего мира. «Помогали друг другу. Если делать дом, глину месить – приходили все – знакомые, незнакомые. Не приглашали — все приходили» — рассказал старожил станицы Тбилисской Б.Н.Попов [11]. В середине XIX в. сотник Бирюков, будучи начальником станицы Попутной, снарядил на службу в долг нескольких казаков. Он не пытался вернуть долги в течении всей своей жизни [12]. В состоятельных кубанских семьях, было принято держать много работников, что не всегда было необходимо [13]. Это делалось для того, чтобы бедные люди имели возможность прокормиться. В 1866 г. сход станицы Прочноокопской добился права выплачивать казаку Г. Гейкину пособие по причине его старости и слепоты в размере 15 рублей серебром в год [14]. «Взяток не брав, сырит та вдов защищав» — говорил о своих лучших качествах атаман станицы Каневской сотник И.И. Недбаевский [15].
Традиционная система ценностей предусматривала для общины большие возможности влиять на отдельных казаков. Как и все восточные славяне, кубанцы считали, что сход действует не из своекорыстных побуждений, но из соображений высшей справедливости [16]. Он должен был постоянно подтверждать свою репутацию. Например, обеспечивать казакам прямую защиту.
Атаман станицы Абхазской защищал своего станичника Т. Онищенко от кредитора [17]. Правление станицы Попутной в 1863 г. поддержало казака Буланкина, который был незаконно оштрафован на 8 рублей за порубку леса в юрте станицы Передовой [18]. Расшеватский станичный сбор вступился за чабана Е. Горлова, который избил земельного поверенного станицы Темижбекской С. Щеглова, когда последний застал его на пастбище своей станицы. Сбору удалось доказать что Щеглов неоднократно вымогал у расшеватских пастухов деньги и нарушил обычай, согласно которому казаки соседних общин свободно пасли скот на землях друг друга. Щеглов был посрамлён и, опасаясь судебного преследования, поспешил замять дело [19]. Казаки поддерживали и тех чужаков, которые оказывали услуги общине. Сбор станицы Абинской постановил снизить налогообложение для Темрюкского мещанина Борзика на 243 рубля 20 копеек за его неоднократную помощь станице «как деньгами, так и делами» [20].
В деятельности станичных обществ просматривается определённое стремление к автаркии и независимости. Споры между станичниками старались разрешать без участия посторонних [21]. Возведение дорогостоящего здания или решение важной проблемы своими силами было предметом особой гордости. Особенно это касалось старых черноморских станиц [22]. Когда в 1911 г. был неурожай хлеба, жители станицы Калниболотской принципиально отказались занимать деньги из капиталов своего войска [23]. Среди казаков было принято контактировать с вышестоящими властями через станичное правление [24].
Но желанная для казаков самодостаточность была бы невозможной без искренней взаимоподдержки. Особенно важна была помощь пострадавшим от стихии. В 1911 г. жителям, пострадавшим от пожара, было выдано по 50 рулей из станичных сумм [25]. К рубежу XIX – XX в. сходы начали заботиться о местном здравоохранении. «Видны заботы и в организации медицинской части. Приемный покой и при нём аптека вполне удовлетворяют свому назначению» — писал в 1896 г. наказной атаман после осмотра станицы Абинской [26].
Общество станицы Царской вызывало в свою больницу хирурга из Майкопа для проведения сложных операций [27]. При этом органы казачьего самоуправления помогали налаживать жителям, страдавшим от недугов, необходимое для них общение за пределами общины. В 1873 г. правление станицы Азовской вызвало лабинских казаков С. Мордвинцева и Е. Косова к их тяжело больному родственнику [28].
Во второй половине XIX в. кубанцы начинают активно развивать народное образование. Ведь только получение знаний давало возможность приспособиться к условиям начавшихся быстрых перемен. Например, образованность во многом определяло карьерный рост казака в условиях мирного времени, давало возможность меньше служить и овладеть прибыльной профессией. Это обстоятельство способствовало преодолению недоверия к образованию как к новшеству. К тому же, каждый отдельный станичник всё больше втягивался во всевозможные виды экономических и юридических отношений, для участия в которых грамотность была необходима. Очевидцы постоянно отмечали относительно высокий уровень казачьих станичных школ. Система образования в Кубанской области быстро развивалась. В 1896 г. появилось 14 училищ, подотчётных директору народных училищ [29]. В 1905 – 25 [30]. К числу школ, подведомственных управлению епархиальных училищ, в 1896 г. прибавилось ещё 27 [31]. В 1898 – 78. Всего в этом году появилось 96 новых школ [32]. В 1903 г. четверть кубанских казаков была грамотной [33]. В 1909 – около трети [34].
Исследователю А.Н. Забазнову удалось обнаружить интересный документ. Это записка инспектора народных училищ второго района Кубанской области Е.Григорьева. В ней он ёмко характеризует школьное образование на Кубани. «Кубанская дирекция народных училищ по размаху организации всего школьного дела и должной постановке учебно-воспитательной части занимает одно из первых почётных мест в Российской империи» — писал инспектор. Таких результатов нельзя было бы добиться без помощи крепкой общинной организации. Заслуги станичных обществ в деле просвещения отражают следующие цифры: в 1905 г. они потратили на нужды народных училищ 653057 р.[35], в 1909 – 995 573 р.[36].
Станичные общества по-разному способствовали развитию системы образования. Они возводили здания школ, оказывали им материальную поддержку, всячески стремились к повышению их статуса. В 1909 г. в станице Пашковской одноклассное мужское училище было преобразовано в трёхклассное, а женское одноклассное — в двухклассное. Училища были отремонтированы и расширены [37]. Значительный опыт в деле просвещения, наличие образованных кадров и интузиазм жителей позволили в разгар гражданской войны (1919 г.) открыть в станице Полтавской учительскую семинарию [38].
Необходимость общинной поддержки стала для многих казаков особенно актуальной в годы Гражданской войны. В 1919 г. сбор станицы Дагестанской ходатайствовал перед атаманом отдела о предоставлении отпуска служащему казаку Ф.С. Корсуну для помощи матери. Тогда же станичный сбор ходатай решил добиться демобилизации внутреннеслужащего казака П.К. Щевырёва, отец которого тоже не мог справляться с хозяйством по причине старости [39]. Сбор станицы Елизаветинской старался помочь казаку К. Васильченко вызвать его сына со службы для прижизненного раздела имущества между наследниками [40].
Община должна была покровительствовать все принадлежащим к ней вдовам и сиротам, детям служащих казаков и происходящих из неблагополучных семей [41]. Над имуществом сирот немедленно учреждалась опека. Это делалось на сходе. Имущество описывалось в присутствии 3 свидетелей и передавалось избранному на сходе опекуну. Опекун регулярно отчитывался об управление имуществом [42]. Таким образом, станичное общество отвечало за имущество сирот. Утраченное восполнялось из общественных сумм. Община за свой счёт снаряжало сирот на службу. Опекун был обязан заботиться о приращении имущества сирот. Он отвечал перед обществом за его сохранность. Так, казак станицы Старовеличковской Макар Мижирич давал сиротские деньги в рост. Должник И.А.Зоря оказался несостоятельным. Его имущества не хватило для покрытия долга. Мижирич был вынужден возместить убытки из собственных средств [43].
Члены общины заботились о людях, нужных станице. Казак Переясловского куреня Андрей Щербина, отец Ф.А. Щербины, был слишком слаб для военной службы и земледельческого труда. Зато он был умен и выделялся хорошим голосом. По решению схода Андрей Щербина был направлен в Екатерино-Лебяжский монастырь для обучения и подготовки к церковной службе. Впоследствии о. Андрей сделал успешную карьеру священника [44]. Это было в первой половине XIX в. Позднее добрая традиция не была забыта. Станицы направляли на обучение будущих писарей [45]. В начале XX в. братья Д. и Р. Хохлины освоили профессию ветеринарного фельдшера на средства общества станицы Ладожской. Впоследствии они были весьма уважаемыми в общине людьми [46].
Станичная взаимопомощь невозможна без достаточно высокого уровня нравственности. Поэтому станичные сходы и правления должны были помогать нуждающимся, гасить конфликты, бороться с пьянством, распутством и ленью [47].
Станичные суды, когда разбирали личные ссоры, старались не столько наказывать виновных, сколько добиваться их примирения [48]. Тем самым они пытались не допускать появление застарелых конфликтов и внутриобщинной розни. Этому принципу активно следовали в станице Стародеревянковской середины XIX в. [49]. При этом община старалась ограничить в социальной активности или изолировать тех своих членов, которые регулярно причиняли беспокойство станичникам.
Таким образом, основой и нравственности и социального общежития кубанских казаков не были какие – либо отвлечённые нормы и правила. Но деятельная забота об отдельном ближнем. И о благе всего казачьего коллектива.
Примечания.
1. Щербина Ф.А. Земельная община кубанских казаков. Екатеринодар, 1891.
2. Бондарь Н.И. К вопросу о системе традиционных ценностей Кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999.
3. Ивченко И.В. Эволюция казачьего самоуправления на Кубани // Проблемы истории казачества. Волгоград, 1995.
4. Ивченко И.В. Эволюция казачьего самоуправления на Кубани (по материалам законодательства) // Проблемы истории казачества. Волгоград, 1995. С. 22.
5. Яворницкий Д.И. История Запорожского казачества. Киев, 1990. Т. 1. С. 188 – 189.
6. Цит. по: Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей Кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999. С. 10.
7. Попка И.Д. Черноморские казаки в их военном и гражданском быту. Краснодар, 1998. С. 128.; Якаев С.Н. Одиссея казачьих регалий. Краснодар, 1992. С. 6.
8. Иван и старец // Кубанские народные сказки и легенды. Краснодар, 2001. С 14 — 17.; Николай Угодник и Касьян // Указ. соч. С.20.
9. Организация церковной жизни на Кубани // Православная церковь на Кубани (конец XVIII — начало XX века) Краснодар, 2001. С. 105.
10. Государственный архив Краснодарского края (далее –ГАКК). Ф. 358. Оп. 1. Д. 24. Л. 1.
11. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции (далее — ПМ КФЭЭ – 1999). А/к. – 1735. Краснодарский край, Тбилисский район, станица Тбилисская, информатор – Попов Б.Н., исследователь – Рыбко С.Н.
12. ГАКК. Ф. 358. Оп. 1. Д. 24. Л. 1.
13. Эрастов С.И. Записки старого екатеринодарца // Родная Кубань. 1998. №2. С. 122.
14. ГАКК. Ф. 354. Оп. 1. Д. 60. Л. 1, 2, 5.
15. Недбаевский М.И. Поведаю вам о старовыне… // Родная Кубань. Краснодар, 1998. №3. С. 87.
16. Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем. М., 1937. С.411.
17. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 38. Л. 31.
18. ГАКК. Ф. 355. Оп. 1. Д. 23. Л. 1 – 3об.
19. ГАКК. Ф. 358. Оп. 1. Д. 43. Л. 1 – 32.
20. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. Л. 2 – 2об.
21. Очерки истории органов внутренних дел Кубани. 1793 – 1917. Краснодар, 2002. С. 297 – 298.
22. Пухно В. Станица Ивановская. Как изменялась жизнь. 1794 – 1994. Краснодар, 1995. С. 18.
23. Аге. Из-за традиций. Станица Калниболотская // Кубанский край. 1912. №628 – 17. С. 4.
24. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 263. Л. 20.
25. Чижик – Пыжик. Гиагинская // Майкопская газета. 1911. №210. С. 3.
26. Цит. по: Басханов А.К. Линейцы / А.К. Басханов, М.К. Басханов, Н.Д. Егоров. Никосия, 1996. С. 129.
27. ПМ КФЭЭ – 1993. Аудиокассета (А/к.) — 448. Краснодарский край, станица Новосвободная, информатор – Романенко П.Я., исследователь – Матвеев О.В.
28. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 51. Л. 2.
29. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1896 год. Екатеринодар, 1897. С. 41.
30. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1905 год. Екатеринодар, 1906. С. 55.
31. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1896 год. Екатеринодар, 1897. С. 41.
32. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1898 год. Екатеринодар, 1899. С. 48.
33. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1903 год. Екатеринодар, 1904. С. 72.
34. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1909 год. Екатеринодар, 1910. C. 75.
35. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1905 год. Екатеринодар, 1906. С. 58.
36. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска о состоянии области и войска за 1909 год. Екатеринодар, 1910. С. 70.
37. Станица Пашковская // Новая заря. 1909. №693. С.3.
38. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 546. Л. 1.
39. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 169. Л. 3, 10.
40. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Л. 72.
41. Ивченко И.В. Попечительское дело в общине кубанских казаков // Проблемы историографии и истории Кубани. Краснодар, 1994. С. 155.
42. Там же. С. 155 – 156.
43. Там же. С. 159 – 161.
44. Щербина Ф.А. Моя Деревянковка // Родная Кубань. Краснодар, 2003. №2. С. 126.
45. ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 28. Л. 2.
46. Дергунов Ф.С. История станицы Ладожской. Краснодар, 2000. С. 138.
47. Куракеева М.Ю. Верхнекубанские казаки – быт, культура, традиции. Черкесск, 1999. С. 58.
48. Ивченко И.В. Эволюция казачьего самоуправления на Кубани (по материалам законодательства) // Проблемы истории казачества. Волгоград, 1995. С. 25.
49. ГАКК. Ф. 764. Оп. 1. Д. 97. Л. 35.
