Ушедшие в холмы. Культура населения побережий северо-западного Ямала в железном веке. / Под общ. ред. Н.В. Федоровой. Екатеринбург: "Екатеринбург", 1998

"Ушедшие в холмы". Культура населения побережий северо-западного Ямала в железном веке. / Под общ. ред. Н.В. Федоровой. Екатеринбург: "Екатеринбург", 1998

СОДЕРЖАНИЕ
	C.
ВВЕДЕНИЕ	6
ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ	7
ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ	8
СОВРЕМЕННАЯ ПРИРОДНАЯ ОБСТАНОВКА И ПРИРОДНЫЕ РЕСУРСЫ	13
ПОСЕЛЕНИЕ ТИУТЕЙ-САЛЕ 1: ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И ОПИСАНИЕ НАХОДОК	21
АРХЕОЗООЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ И ПАЛЕОЭКОЛОГИЧЕСКИЕ РЕКОНСТРУКЦИИ	52
ХРОНОЛОГИЯ	65
КУЛЬТУРНЫЙ КРУГ	67
СИСТЕМА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ МЫСА ТИУТЕЙ В ЖЕЛЕЗНОМ ВЕКЕ	70
ПОСЕЛЕНИЕ ТИУТЕЙ-САЛЕ 1 И ПОЯС ЦИРКУМПОЛЯРНЫХ КУЛЬТУР	72
ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА	73
ПРИЛОЖЕНИЯ:
Н.А.Алексашенко Тиутей-Сале 1. Результаты трасологического анализа	75
Н.Р.Тихонова Результаты технико-технологического анализа керамического комплекса поселения Тиутей-Сале 1	86
М.Ю.Шершнев Описание растительного покрова археологического памятника Тиутей-Сале 1 и прилегающих территорий (северо-западный Ямал)	88
Н.К.Панова Палеоэкология поселения Тиутей-Сале 1 по результатам спорово-пыльцевого анализа	91
А.Е.Некрасов Костные остатки птиц из поселения Тиутей-Сале 1	99
П.А.Косинцев Фаунистические остатки из поселения Тиутей-Сале 1	109
Introduction	127
Statement of the questions	128
The system of Tiutei Cape inhabitants adaptation in the Iron Age	129

!!pagebreak!!

[-6-]

ВВЕДЕНИЕ

Ареал евразийских археологических культур циркумполярной зоны, успешно исследуемых на Европейском севере и северо-востоке Азии, образует лакуну на севере Западной Сибири. До сих пор эта лакуна была, фактически, заполнена одной единственной публикацией, принадлежащей В.Н.Чернецову (Чернецов, 1935). Он описал в ней свои раскопки 1929 года на северо-западе Ямала на мысу Тиутей-Сале и сделал вывод о существовании здесь в эпоху железа культуры морских зверобоев. В.Н.Чернецов связывал их с «сихиртя» — ушедшим в холмы, под землю, легендарным народом ненецких сказаний, и полагал, что и сам народ, и его культура растворились впоследствии в пришлом оленеводческом ненецком населении.

Эта единственная публикация, естественно, оказалась крайне важной в упомянутом выше контексте исследований пояса циркумполярных культур, а также в решении некоторых проблем происхождения культур Американской Арктики. И не случайно именно к ней обращаются X. Ларсен и Ф. Рейни в поисках параллелей ипиутакской культуре (Larsen, Rainey, 1948, с.158). Все реконструкции хозяйственных систем населения Западносибирской тундры также так или иначе опираются на данные раскопок В.Н.Чернецова на мысу Тиутей. При этом точки зрения имеют довольно широкий спектр: от признания факта существования культуры приморских охотников на побережьях Ямала в эпоху железа (Мошинская, 1953, с.82, 102; Крупник, 1989; Головнев, 1992, с. 97) до отрицания такой возможности в связи с нестабильностью популяций морских животных в северных морях европейской части России и Западной Сибири (Лашук, 1968, с.192; Косарев, 1984, с. 80; Питулько, 1992, с. 206, 207). Успешное разрешение этого круга проблем прямо зависит от появления новых археологических источников. Поэтому введение в научный оборот материалов наших исследований, а именно, разведочных обследований всего района мыса Тиутей и раскопок базового поселения Тиутей-Сале 1, произведенных в 1994-95, кажется своевременным и необходимым.

!!pagebreak!!

[-7-]

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Основные вопросы, которые возникают в связи с этим, как сейчас представляется, следующие:

• Что представляет из себя район мыса Тиутей с точки зрения возможности обитания его человеком в железном веке?
• Что такое Тиутей-Сале 1 — круглогодичное поселение морских зверобоев, как считал В.Н.Чернецов, или что-то иное? Какова была система жизнеобеспечения его населения?
• К какому культурному кругу можно отнести поселение Тиутей-Сале 1?
• Каков был характер заселения полуострова Ямал и, в частности, его побережий в железном веке?
• Какое место занимает поселение Тиутей-Сале 1 в поясе так называемых циркумполярных культур, которые обычно ассоциируются с культурами оседлых морских зверобоев?

Мы осознаем, разумеется, что не на все эти вопросы удастся ответить исчерпывающе. Тем не менее, сама постановка их поможет точнее определить круг исследовательских задач в будущем.

!!pagebreak!!

[-8-]

ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ

На мысу Тиутей (Моржовый мыс) расположено почитаемое до сих пор ненецкое святилище, неоднократно упоминаемое авторами записок о путешествиях на полуостров Ямал (см., например: Житков, 1913). Несколько более подробно, чем предшественники, его описывает В.П.Евладов, экспедиция которого посетила район мыса Тиутей летом 1928 г.: «Жертвенник представляет собой кучу рогов и палок, какие мы не раз видели на «хребте» в тундре. Сколько-нибудь хороших сядаев здесь не было... Около жертвенника с южной стороны был сложен из глины очаг» (Евладов, 1992, с.80). Кроме жертвенника, он упоминает «холмы» на правом берегу р. Тиутей, которые, по словам сопровождавших его ненцев, принадлежат сиритя (сихиртя), подземным людям (Евладов, 1992, с.76).

Вслед за В.П.Евладовым, весной-летом 1929 г. этот район был обследован В.Н.Чернецовым, совсем еще молодым в ту пору ученым, во время его работ на Ямале в 1928-29 годах в составе экспедиции Л.Ф.О. Комитета Севера (Чернецов, 1935 с.109-133). Перед экспедицией стоял целый комплекс задач, археологическое обследование территории имело лишь прикладной характер. Трагическая гибель от скоротечной цинги, одного из членов экспедиции - Н.А. Котовщиковой, еще более осложнила ситуацию. В.Н.Чернецов был вынужден выехать к месту событий, не закончив своих работ.

Во время своего пребывания на мысу Тиутей, продолжавшегося несколько месяцев, В.Н.Чернецов открыл два археологических памятника: дюнную стоянку и поселение, а также вновь обследовал святилище, весьма активно посещавшееся в 20-е годы. Дюнная стоянка была обнаружена В.Н. Чернецовым в 2 км к ЮЗ от оконечности мыса. «Здесь высокий и обрывистый берег уступает место пологим дюнам...Находки были сделаны на двух холмах, на склонах, обращенных внутрь полуострова. Все предметы залегали лишь на поверхности песка. Среди костных остатков преобладают кости моржей и в несколько меньшей степени - тюленей. Кости оленей и песцов попадаются как исключение» (Чернецов, 1935, с. 110). Кроме костей животных, на дюнной стоянке В.Н.Чернецовым были обнаружены фрагменты керамики, орудия из камня, кусочек листовой меди и обломок железного предмета. Он определил памятник, как временную стоянку, обитаемую лишь в сезон морского промысла.

Поселение Тиутей-Сале, представлявшее в то время, как пишет В.Н.Чернецов, группу из трех землянок, располагалось на краю берегового обрыва при слиянии рек Сер-Яха и Тиутей-Яха, на двух соседних мысах. На оконечности одного из них фиксировалась крупная землянка около 7 м в диаметре, вторая — на том же мысу, ближе к напольной части, третья — на соседнем мысу. По наблюдениям В.Н.Чернецова, как и в районе дюнной стоянки, вокруг землянок и внутри них в изобилии были разбросаны кости животных, большинство которых принадлежит морским: тюленю и моржу, черепа которого «можно найти вокруг землянок десятками» (Чернецов, 1935, с. 112). Найдены также остатки кита, белого медведя, песца и северного оленя. Культурный слой землянки состоит из угля, костей, деревянной щепы и кусочков китового уса. Находки представлены керамикой, костяными, деревянными

!!pagebreak!!

[-9-]

и каменными орудиями, листочками меди и бронзы, железным наконечником стрелы вильчатой формы, обломком ножа, кольцом, скребками для кожи и бесформенными обломками.

Хронология памятников, предложенная В.Н.Чернецовым в работе 1935 года выглядит следующим образом. Он сравнивает материал трех исследованных им на Ямале памятников: дюнной стоянки и поселения на мысу Тиутей и поселения Хаэн-Сале на севере полуострова. В результате, пишет В.Н.Чернецов, «мы ясно видим, что он [материал - авт.] относится к различным эпохам». Дюнную стоянку он считал наиболее древней, отмечая, что ее керамика и керамика поселения Тиутей-Сале — родственны. И далее: «Основываясь на незначительном количестве железа, бытовании каменной техники..., высоком развитии керамики, дюнную стоянку мыса Тиутей можно предположительно отнести к концу 1 — началу 2 тыс. н.э.». Позже в своих фундаментальных работах 50-х годов « Древняя история Нижнего Приобья» и «Нижнее Приобье в 1 тыс. н.э.» (Чернецов, 1953, 1957) он значительно откорректировал датировки этих памятников, отнеся дюнную стоянку к началу эпохи железа, к культуре, названной им зеленогорской (7-4 вв. до н.э.). Поселение же Тиутей-Сале было им вновь рассмотрено в рамках оронтурского этапа нижнеобской культуры (6-9 вв. н.э.).

Выводы, сделанные В.Н.Чернецовым на основании работ 1929 года, заключались в признании приморского характера культуры древнего населения мыса Тиутей, основным занятием которых была охота на морского зверя. Он дополняет данные раскопок сведениями путешественников 16 и 17 вв., в частности, приводит цитату из описания Пьером Деламартиньером внешнего вида и быта населения Большеземельской тундры, островов Варандея, Вайгача и Новой Земли. На этом основании он пишет о широком бытовании гарпуна, сходного с эскимосским, кожаного каяка и других реалий приморской культуры. В результате В.Н.Чернецов делает вывод о длительном и неизменном существовании морских зверобойных культур побережий Карского и Баренцева морей вплоть до появления вытеснившего их санного оленеводства и его носителей — ненцев.

В 1994 году район мыса Тиутей был обследован экспедицией Арктического центра Смитсониевского института (Вашингтон США), работавшей в рамках совместной Российско-Американской научно-исследовательской программы «Живой Ямал». В составе экспедиции, кроме ее руководителя В. Фитцхью, был аспирант Гарвардского университета С. Хаакансон, сотрудник Института истории и археологии УрО РАН А.В. Головнев и сотрудник Института истории материальной культуры (Санкт-Петербург) В.В.Питулько. Целью работ 1994 года было обследование района Полярной станции «Моржовая», фиксация современного состояния обнаруженных В.Н.Чернецовым в 1929 г. памятников и поиск новых. Осмотр территории проводился в течение недели.

Ненецкое святилище, упоминавшееся Б.М.Житковым, В.П.Евладовым и В.Н.Чернецовым, получило наименование Тиутей-Сале 4. Оно расположено на берегу Карского моря в месте впадения рр. Тиутей-Яхи и Сер-Яхи. Сейчас святилище почти полностью разрушено обвалом берега. В 1994 г. удалось обнаружить небольшое местонахождение, состоящее из черепов и рогов северного оленя, черепа белого медведя, большого кварцевого валуна, остатков деревянных артефактов, в том числе жертвенных посохов, и других материалов. Большая часть их была разброса-

!!pagebreak!!

[-10-]

на по поверхности, так как это место используется сотрудниками Полярной станции для хранения строительных и иных материалов, в качестве вертолетной посадочной площадки и для прочей хозяйственной деятельности. Остатки свежих оленьих черепов свидетельствуют, что ненцы продолжают совершать ритуалы в этом месте. Оно со всех точек зрения привлекательно, так как близко к местам охоты на водоплавающих птиц и рыбной ловли, а также к дорогам морских млекопитающих - тюленей и моржей - которые входят здесь в залив, образованный реками Тиутей-Яха и Сер-Яха, для питания.

Несколько дней спустя было найдено поселение, частично раскопанное В.Н.Чернецовым в 1929 году. Оно получило наименование Тиутей-Сале 1. Поселение было обнаружено благодаря обильному травяному покрову, значительно отличающемуся от остальной тундровой растительности. На поверхности были обнаружены старые моржовые и оленьи кости, свежие оленьи черепа. Край берега, на котором расположено поселение, сильно разрушается эрозией. В обрыве виден темный культурный слой, насыщенный керамикой, металлическими фрагментами, костями животных, древесным углем. Целые блоки дерна и различные артефакты были разбросаны внизу у берега вдоль кромки воды. Следов раскопа В.Н.Чернецова не обнаружено.

Членами экспедиции были произведены сборы артефактов из разрушенных частей культурного слоя, зачистка профиля сохранившейся части его, тестирование поверхности с целью выяснения распределения культурных остатков на террасе. Было взято также несколько образцов на радиокарбоновое датирование. Среди собранных артефактов были костяные и деревянные рукоятки инструментов, фрагменты древков, возможно, от копий или хореев, орнаментированная и неорнаментированная керамика, листочки меди, медные украшения, каменное долото, отщепы, обработанная и необработанная древесина, остатки фауны. Кости животных представлены частями моржовых клыков и костей, костями и рогами северного оленя, костями песца и тюленя. Все моржовые клыки имеют следы обработки, обнаружено большое количество стружки от них, что позволяет предположить их использование как заготовок для производства инструментов или наконечников. Обработанная древесина имеет следы употребления металлических (железных) топоров и ножей.

Тестирование поверхности с помощью тридцатисантиметровых шурфов дало возможность удостоверится в наличии культурного слоя не только на выступающей части мыса, поросшей обильной растительностью, но и на террасе. Стратиграфия шурфов в общем одинакова: 1 см. тундрового дерна, 4 — 8 см. бурого гумусированного слоя без культурных остатков, около 25 см. культурного слоя, уходящего своей нижней частью в мерзлоту и содержащего остатки дерева и кости животных.

В результате работ 1994 г, мы пришли к выводу, что, во-первых, не сохранилось никаких следов углубленных жилищ, о которых писал В.Н. Чернецов. Возможно, они разрушены эрозией берега. Во-вторых, по нашим данным, поселение обиталось, по крайней мере, дважды, так как материал из шурфов на террасе дал дату около 11-12 вв., тогда как радиокарбоновая дата для культурного слоя на краю мыса — 6-7 вв. В-третьих, после нашего посещения поселения Тиутей-Сале 1 стала совершенно очевидной необходимость срочных раскопок сохранившейся части памятника, в противном случае он весь в самое ближайшее время мог быть уничтожен обвалом берега.

!!pagebreak!!

[-11-]

Поселение Тиутей-Сале 2 было обнаружено в 0,5 км к югу от Полярной станции, на краю маленького залива в 100 м от берега Карского моря. Этого поселения нет в описаниях В.Н.Чернецова. Остатков сооружений на поверхности не заметно, собрано несколько фрагментов керамики, каменных пластин, кости тюленя и северного оленя. Место, по-видимому, еще недавно использовалось ненцами для кратковременных стоянок, от чего остались следы кострищ.

Одним из археологических памятников, обнаруженных и впоследствии опубликованных В.Н.Чернецовым, была стоянка на дюне, расположенной непосредственно на морском берегу. В 1994 году эта стоянка, получившая наименование Тиутей-Сале 3 , была повторно обследована. Памятник расположен на песчаной дюне, на

!!pagebreak!!

[-12-]

поверхности развеваемого, покрытого кочками травянистой растительности, песка. Не нем были собраны кости животных, в частности, обнаружено скопление костей тюленя и моржа, растресканные от действия огня камни, древесный уголь, несколько фрагментов керамики. Остался открытым вопрос о наличии культурного слоя под развеваемым песком, что было проверено в ходе работ следующего, 1995 года. Было вскрыто три квадратных метра площадки памятника на его напольной стороне. В результате этих разведочных раскопок обнаружено два культурных слоя, разделенных местами стерильным песком: первый располагался от поверхности до глубины 30 — 45 см, второй до 55 см вглубь. Оба слоя бурого цвета, обильно насыщены костями животных, фрагментами деревянной щепы, древесным углем, местами встречаются небольшие кусочки охры. Были найдены фрагменты точильного камня и железного ножа. Анализ костных остатков, выполненный П.А. Косинцевым, показал следующее их распределение: северный олень — 16 костей от 3 особей, белый медведь — 13 костей от 2 особей, морж — 18 костей от 2 особей, песец — 40 костей от 4 особей, тюлень — 3 кости от 2 особей, 30 костей млекопитающих определению не поддавались. 116 костей принадлежало птицам.

В результате работы экспедиции по программе «Живой Ямал» в районе мыса Тиутей стало совершенно ясно, что эта территория является очень перспективной, так как исследование памятников, расположенных в непосредственной близости от берега моря, дает, наконец, возможность рассмотреть вопросы, связанные с наличием или отсутствием у населения Ямальского побережья специфического приморского типа адаптации. Наряду с угрожаемым самому существованию поселения Тиутеи-Сале 1 процессу его разрушения, эта проблема стала основной причиной проведения здесь стационарных археологических раскопок в 1995 году.

!!pagebreak!!

[-13-]

СОВРЕМЕННАЯ ПРИРОДНАЯ ОБСТАНОВКА И ПРИРОДНЫЕ РЕСУРСЫ

Физико-географическая характеристика

Климат. Характеристики климата и погоды, приведенные в таблице 1, даны по материалам метеостанции Тамбей (Орлова, 1962; по Шиятов, Мазепа, 1995, с. 35), за исключением данных по продолжительности полярных дня и ночи (Жонглович, 1960; по Шиятов, Мазепа, 1995, с. 38). Среднее количество осадков распределено по месяцам равномерно и колеблется от 13 до 20 мм. Исключение составляет самый теплый месяц — август, когда выпадает 57 мм. Среднегодовое количество осадков — 228 мм (Орлова, 1962; по Шиятов, Мазепа, 1995, с. 47). Климат можно характеризовать как умеренно континентальный. В целом на Ямале с юга на север идет постепенное снижение летних и зимних температур и уменьшение количества осадков. На западном побережье полуострова климат несколько теплее и влажнее, чем на восточном, вследствие влияния Атлантики (Шиятов, Мазепа, 1995, с. 43, 50)

Поверхностные воды. Характерной особенностью гидрографической сети Ямала является меридиональное направление течения рек при огромном количестве озер и болот. Наиболее крупные реки текут в западном направлении и впадают в Байдарацкую губу и Карское море. Сроки вскрытия рек Ямала почти не изучены и имеются данные только за период 1987 — 1991 годов (Бородулин, 1995, с. 163). В таблице 2 приведены наиболее ранние и поздние сроки очищения от льда рек западной половины Ямала в этот период. Процесс вскрытия рек, естественно, начинается раньше указанных сроков и проходит в развитии ряд этапов:

• появление талой воды на поверхности льда;
• образование не сквозных закраин и всплытие льда;
• разрушение ледяного покрова и редкий ледоход на отдельных участках, слабое подтопление пойм;
• полное разрушение ледяного покрова, ледоход, затопление пойм;
• очищение реки от льда и спад уровня воды.

Продолжительность этого процесса составляет от 18 до 25 суток, причем период от появления талой воды на поверхности льда до разрушения ледяного покрова на ледяные поля проходит за 15-25 суток, а от всплытия льда до полного очищения от него — за 3-5 суток (Бородулин, 1995, с. 163). Таким образом, скорость процесса вскрытия нарастает от начала к концу и, можно полагать, что ледовый покров становится непрочным примерно за 15-18 суток до сроков, указанных в таблице 2.

Установление ледового покрова на большинстве рек Ямала происходит во вторую декаду октября, а на самых северных — в конце сентября — начале октября, причем лед устанавливается за 2-3 суток (Бородулин, 1995, с. 162). Учитывая очень высокую скорость образования льда, можно полагать, что он так же быстро становится прочным.

Озера северной части Ямала замерзают в третьей декаде сентября — начале октября, а озера южной части Ямала — во второй половине октября.

!!pagebreak!!

[-14-]

ТАБЛИЦА 1. Характеристики климата и погоды на широте мыса Тиутей.

Средние сроки наступления и продолжительности сезонов года.
Зима			Весна			Лето			Осень
10.10 - 227 дней			25.05 - 37 дней			01.07 - 51 день			21.08 - 50 дней

Продолжительность полярного дня и полярной ночи.
Непрерывный день						Непрерывная ночь
начало		конец		кол-во суток		начало		конец			кол-во суток
14.05		31.07		79		22.11		21.01			61

Средняя температура, °С:

самого теплого месяца (август) - + 6.8

самого холодного месяца (февраль) - - 24.2

года в целом - -10.3

Периоды со среднемесячной температурой.
0°С			+5°С			+10°С
начало	конец	кол-во суток	начало	конец	кол-во суток
17.06	27.09	101	21.07	4.09	44	нет

Средние характеристики снежного покрова.
Появление покрова	Образование устойчивого покрова	Разрушение устойчивого покрова	Сход покрова	Кол-во дней снежного покрова
18.09	5.10	11.06	14.06	261

 

Очищение от льда небольших озер в южной части полуострова происходит во второй декаде июня, а в центральных районах — в первых числах июля. Крупные озера очищаются от льда соответственно в конце третьей декады июня — первой декаде июля и в конце второй декады июля (Бородулин, 1995, с.164.).

Анализируя приведенные выше сроки замерзания и вскрытия рек и озер, следует отметить их значительные колебания — до трех недель.

Карское море. Исследуемый район находится на берегу юго-западной части Карского моря. Средняя температура поверхностного слоя воды в июле ниже 5.6° , в августе 6.7°, в сентябре ниже 3.9° и в октябре около 0°. Преобладают полусуточные приливы величиной от 0.2 до 0.7 метров. Максимальная величина сгонно-нагонных колебаний уровня в районе Харасавэя — 2.4 м. Устойчивое ледообразование происходит между 15 и 20 октября; таяние льда начинается в первой декаде июня, небольшие участки чистой воды появляются в первой декаде июля и к концу июля море полностью освобождается от льда. Разрушение припая в районе Харасавэя в среднем происходит 10 июля с амплитудой колебаний этих сроков более 30 дней (Зубакин, 1995, с.356-362).

!!pagebreak!!

[-15-]

ТАБЛИЦА 2 Сроки очищения от льда рек Ямала в 1987-1991 годах

Реки
Ензоръ- яха	Еркута- яха	Хэяха	Юрибей	Яяха	Ясавэй- яха	Се-яха	Надуй- яха	Харасавэй
27-28.05	27-28.05	3-4.06	4-5.06	3-4.06	3-4.06	11.06	11.06	16-17.06
14-15.06	14-15.06	28-29.06	30.06	30.06	30.06	3-4.07	3-4.07	7-8.07

 

Геология и геоморфология. Основа рельефа в районе мыса Тиутей сформировалась в результате действия морской абразии и аккумуляции в позднем плейстоцене и голоцене. Формирование мезо- и микрорельефа шло в голоцене за счет морской абразии, интенсивных криогенных процессов (термокарст, термоэрозия, термоабразия, солифлюкция и т.д.), плоскостного смыва, эоловых процессов и антропогенного фактора.

Поселение Тиутей-Сале 1 расположено на краю второй морской террасы, которая в этом месте образует мысообразный выступ. Одна сторона его выходит к морю, а вторая образует южный берег устья реки Тиутей-Яха. Поселение находится на границе двух разных ландшафтов: к югу и юго-западу от него на десятки километров простирается водораздельный ландшафт первой, второй и третьей морских террас с абсолютными отметками 10-40 м; к северу и северо-востоку лежит обширная озерно-болотная пойма с абсолютными отметками до 8 м. Берег моря рядом с поселением и к северу от него представляет собой морскую лайду шириной до 2 км.

Террасы сложены различными видами глин, супесей и песков с очень небольшим количеством гравия и гальки.

Грунты и почвы. Памятники мыса Тиутей расположены на рыхлых сыпучих грунтах, находящихся в многолетнемерзлом состоянии. Это состояние в значительной мере поддерживается благодаря термоизоляционным свойствам почвенно-растительного слоя. При его разрушении начинают активно развиваться термокарстовые и эоловые процессы. Они ведут к расширению зоны разрушения почвенно-растительного слоя и ее заболачиванию.

Почвенный покров в районе предопределен окружающими ландшафтами. На водораздельных ландшафтах господствуют зональные типы почв, на пойменных — интразональные. На водоразделах, в зависимости от мезо- и микрорельефа и литологии подстилающих пород, формируются различные криоземы глеевые или подзолы криогенные (Дедков, 1995, с.109-121). Подстилающие породы имеют в основном тяжелый гранулометрический состав, чем и обусловлено развитие здесь глеевых криоземов. Этот тип почв в талом состоянии обычно переувлажнен.

Растительность. Подзона арктических тундр, в которой находятся памятники, характеризуется отсутствием в растительном покрове кустарников и доминированием во флоре арктических и арктоальпийских видов (Александрова, 1977, с.12). Структура и площадь конкретных сообществ определяется в основном формой рельефа и степенью почвенного дренажа (Магомедова, Морозова, 1995, с.185-188).

Водораздельные ландшафты покрыты мохово-лишайниковыми тундрами разного типа, основу которых составляют лишайники и мхи. Травянистые растения малочисленны, поэтому эти сообщества имеют невысокую продуктивность. Растительность

!!pagebreak!!

[-16-]

озерно-болотной поймы представлена в основном комплексом травяно-моховых тундр, местами переходящих в лугоподобные сообщества. Доля травянистой растительности здесь выше, чем на водораздельных участках, поэтому выше их продуктивность. Сообщества морских лайд имеют сильно разреженный растительный покров с низкой продуктивностью. Таким образом, наиболее продуктивные территории находятся к северу и северо-востоку от места расположения поселения Тиутей-Сале 1. Территория самого поселения из-за сильного антропогенного изменения почвы покрыта богатой травянистой растительностью.

Животный мир. Самыми многочисленными по количеству видов и обилию являются беспозвоночные, а среди них насекомые и пауки. Однако в рассматриваемом нами аспекте важны прежде всего позвоночные животные.

Пресноводная ихтиофауна северного Ямала изучена очень слабо. Она включает, вероятно, семь видов: омуль арктический (Согеgonus autumnalis), пыжьян (С. lavaretus), муксун (С. muksun), чир (С. nasus), корюшка (Osmerus eparlanus), налим (Lota lota), колюшка девягииглая (Pungitius pungitius). Омуль осенью заходит в реки, зимует в низовьях и в июне вновь уходит в море. Пыжьян и муксун летом спускаются в предустьевые участки рек с их верховьев и из озер. Чир, налим, корюшка и колюшка обитают по всем озерно-речным системам (Богданов и др., 1995, с.302-303).

Морская ихтиофауна представлена четырьмя видами: сайка (Boreogadus saida), навага (Eleginus navaga), четырехрогий бычок (Triglopsis quadricornis) и полярная камбала (Liopsetta glacialis). Все эти виды обитают в приустьевых участках побережья, навага и камбала входят в устья рек (Богданов, Госькова, 1995, с.374-378).

Фауна птиц включает 56 видов: чернозобая (Gavia arctica), краспозобая (С. stellata), белоклювая (G.adamsii) гагары; глупыш (Fulmarus glacialis), олуша (8и1а bassana); малый лебедь (Cygnus bewickii), белолобый гусь (Anser albifrons), гуменник (А. fabalis), черная (Branta bernicla), красноэобая (В. ruficollis) казарки, шилохвость (Anas acuta), гага-гребенушка (Sometaria spectabilis), малая гага (Polysticta stelleri), морская чернеть (Aythya marila), морянка (Clangula hyemalis), синьга (Melanitta nigra); мохноногий канюк (Buteo lagopus), сапсан (Falko peregrinus); тундряная (Lagopus mutus) и белая (L. lagopus) куропатки; тулес (Pluvialis sguatarola), бурокрылая (Р. fulva) и золотистая (Р. apricaria) ржанки, галстучник (Charadrius hiaticula), хрустан (Eduromias morinellus), фифи (Tringa glareola), круглоносый (Phalaropus lobatus) и плосконосый (Ph. fulvicarius) плавунчики, камнешарка (Arenaria interpres), турухтан (Philomachus pugnax), кулик-воробей (Calidrus minita), белохвостый (С. temminckii), морской (С. maritima) и исландский (С. canutus) песочники, краснозобик (С. feruginea), чернозобик (С. alpina); короткохвостый (Stercorarius parasiticus), длиннохвостый (S. longicaudus) и средний (S. pomarinus) поморники; бургомистр (Larus hyperboreus), серебристая (L. argentatus) и белая (Pagophila eburnea) чайки, моевка (Rissa tridactyla), полярная крачка (Sterna paradisaea); чистик (Cepphus grylli), кайра (Uria sp.); белая (Nyctea scandiaca) и болотная (Asio flammeus) совы; рогатый жаворонок (Eremophila alpestris); лапландский подорожник (Саlcarius lapponicus), пуночка (Plectrophenax nivalis); краснозобый (Anthus cervina) и луговой (А. pratensis) коньки; белая (Motacilla alba) и желтоголовая (М. citreola) трясогузки; чечетка (Acanthis flammea); каменка (Oenanthe oenanthe) (Рябицев, Алексеева, 1995, с.274-292). Из этих видов только малый лебедь, белолобый гусь, гуменник, черная казарка, шилохвость, морянка, серебристая чайка, бургомистр, 4 вида куликов и 2 вида воробьиных имеют высокую численность. Оба вида гусей,

!!pagebreak!!

[-17-]

черная казарка, малый лебедь, морянка и чайки могут образовывать скопления в низовьях рек и прибрежных водах. Круглогодично в тундре практически ни один вид не обитает, все они совершают осенне-весенние миграции.

В июле — начале августа у гусей, лебедей и уток происходит смена маховых перьев (линька). В это время они не могут летать и прячутся в прибрежных зарослях рек и озер. Большие скопления линных особей образуют малый лебедь и оба вида гусей; казарки, шилохвость, морская чернеть и морянка образуют небольшие стаи линных особей.

Наземные млекопитающие представлены 9 видами: сибирский лемминг (Lemmus sibiricus), копытный лемминг (Dicroslonyx torquatus), волк (Canis lupus), песец (Alopex lagopus), белый медведь (Ursus maritimus), росомаха (Gulo gulo), горностай (Mustela erminea), ласка (М. nivalis), северный олень (Rangifer tarandus).

Численность обоих видов леммингов и связанных с ними хищников (песец, горностай, ласка) подвержена очень сильным колебаниям. Для песцов характерны осенне-зимние миграции молодняка на юг и, в значительно меньшей степени, на восток. При низкой численности грызунов из тундры мигрируют и взрослые особи. Районы среднего и нижнего течения реки Тиутейяха входят в одну из зон наибольшей плотности нор песца на Ямале. Здесь количество нор достигает 6-10 на 1000 га (Скробов, 1979, с.162-163). Пик размножения приходится на июль месяц, а массовый уход от нор происходит в августе — октябре. Росомаха и, особенно, волк тесно связаны с северным оленем. В целом их численность невелика, причем численность росомахи в несколько раз меньше численности волка (Волк, 1985, с.520-521; Макридин, 1964, с.1688-1689). Все перечисленные выше виды круглогодично обитают в подзоне арктических тундр Ямала (Корытин и др., 1995, с.227-259).

Белый медведь в настоящее время эпизодически появляется на севере Ямала, однако в недавнем прошлом он, вероятно, был постоянным обитателем побережья полуострова (Корытин и др., 1995, с.246). Медведи ведут бродячий образ жизни и значительная их часть зимой не спит и активна круглый год. В берлогу ложатся все беременные самки, частично, самцы и яловые самки. Происходит это в конце ноября — начале декабря, а выхолят из берлоги в марте — апреле (Млекопитающие Советского Союза, 1967, с.470-476).

Северный олень в диком виде сохранился сейчас в количестве нескольких десятков особей на диком севере Ямала и на острове Белый (Корытин и др., 1995, с.255). Его численность в течение 20 века сократилась в 100 раз в результате промысла и вытеснения домашним оленем. Несомненно, что в прошлом, до широкого распространения крупностадного оленеводства, дикий олень населял весь полуостров. Его образ жизни был аналогичен образу жизни диких северных оленей северной Евразии и Северной Америки (Млекопитающие Советского Союза, 1961, с.328-348; Баскин. 1970, с.87-93). У дикого северного оленя выделяются два сезонных пастбища — зимнее и бесснежного периода, которые меняются в результате сезонных кочевок. Зимой основная масса оленей пасется в лесотундре и северной тайге. С началом таяния снега они начинают кочевать на север, двигаясь вместе с полосой разрушения снежного покрова. Каждая популяция имеет свои пути миграций, но количество оленей в каждом миграционном потоке может меняться год от года (Наумов, 1933, с.40-50). Конечной точкой весенних миграций являются районы отела важенок. В летнее время олени скапливаются в поймах, где развивается богатая травянистая растительность. Особенно высокая их концентрация происходит в поймах вдоль побережья, где чаще, чем во внутренних тундрах, дуют ветра, спасающие от

!!pagebreak!!

[-18-]

гнуса. При этом численность может достигать 100 и более голов на 10 км2 (Якушкин и др., 1975, с.57-58). Осенью, с началом формирования снежного покрова, начинается обратная миграция на юг. Но не все олени откочевывают из тундры, небольшая их часть остается там на всю зиму.

Исходя из характеристики современного климата Ямала (см. выше), можно реконструировать сезонный календарь популяции дикого северного оленя: начало миграции на север и выход из лесотундры — начало — середина мая; приход в районы отела на северном Ямале — начало июня; начало миграции на юг — начало октября.

Морские млекопитающие представлены 7 видами; среди них наибольший интерес для нас представляют ластоногие. Самый крупный из них — морж (Odobenus rosmarus) тесно связан с плавучими льдами, и на берегу проводит малый отрезок своего годового цикла. Щенка происходит на льдах с конца апреля по конец мая. На западном берегу Ямала моржи образуют береговые лежбища в короткий период со второй половины июля по конец августа (Млекопитающие Советского Союза, 1976, с.41). Морской заяц (Erignathus barbatus) также по преимуществу связан с дрейфующими льдами. На берег выходит во второй половине лета — осенью. Береговые лежбища на открытых, отмелых берегах не образует. Предпочитает вести одиночный образ жизни. Приплод приносит с начала апреля по середину мая (Млекопитающие Советского Союза, 1976, с.150-156). Кольчатая нерпа (Phoca hispida) — самый многочисленный вид ластоногих у берегов Ямала. Береговых лежбищ практически на образует, держась весь год на льдах или на мелководьях. Период щенки приходится на раннюю весну и сильно растянут (Млекопитающие Советского Союза, 1976, 181-190). Возможны единичные заходы обыкновенного (Ph. vitulina) и гренландского (Ph. groenlandica) тюленей.

Из китообразных у западных берегов Ямала встречаются: касатка (Orcinus orca), морская свинья (Phocoena phocoena), белуха (Delphinapterus leucas), гренландский кит (Balaena mysticetus).

Природные ресурсы

Природные ресурсы рассматриваются здесь как основные параметры природной среды в их пространственно-временной (сезонной) динамике с точки зрения обеспечения жизнедеятельности человеческих коллективов. В нашем случае они представлены двумя типами — постоянными и изменчивыми в историческом масштабе времени. К первому типу относятся: ландшафтные, почвенно-грунтовые, топливные и минеральные ресурсы; ко второму типу — пищевые и климатические. Изменения климата являются глобальным естественным процессом. Изменение пищевых ресурсов на Ямале за последнюю тысячу лет связано в основном с деятельностью человека и в меньшей степени — с изменением климата. Ниже характеризуется их потенциальное состояние в период существования поселения.

Пищевые ресурсы. Спецификой доступных для человека пищевых ресурсов в тундровой зоне является их крайне неравномерное распределение по сезонам года. Связано это с климатическими особенностями и, соответственно, с экологической спецификой входящих в биоту тундры видов. Максимальная концентрация промысловых видов здесь происходит в летние месяцы. В это время в тундру мигрируют почти все встречающиеся здесь виды птиц, основная масса северного оленя, на побережье формируются лежбища моржей.

!!pagebreak!!

[-19-]

Среди птиц наибольшее промысловое значение имеют гусеобразные. На северном Ямале их гнездовья немногочисленны, но этот район является местом их концентрации во время линьки. В июле-августе здесь на пойменных озерах скапливаются тысячные стаи линяющих гусей. Туземное население устраивает на них облавные охоты, в ходе которых за один раз добываются десятки и сотни особей. В остальное время возможна индивидуальная охота, которую результативно ведут даже дети.

Из млекопитающих главным промысловым видом является дикий северный олень, который пасется здесь с начала июня до начала октября. Спасаясь от гнуса, он скапливается по поймам вдоль побережья. Охота на него в это время возможна только индивидуальная. В конце сезона она, возможно, уже велась с оленем-манщиком. Из ластоногих только морж образует лежбища па берегу, где возможен его промысел в июле-августе. Тюлени держатся в основном около льдин и редко выходят на берег, поэтому добыча их в сколько-нибудь значительном количестве летом возможна только с лодок. На белого медведя охота наиболее продуктивна в теплое время года, когда он чаще всего выходит на побережье. Песца легче всего добывать летом на норовищах, пока самка с выводком не ушла из них,

Рыбная ловля при отсутствии неводов наиболее эффективна в безледное время. Сбор морошки и других пищевых растений технически возможен только в бесснежный период.

В зимнее время в тундре остаются: лемминги, волк, песец, росомаха, горностай, ласка, белый медведь, северный олень. Численность их зимой в несколько раз ниже, чем летом. Так, численность оленей снижается в 4-5 раз (Млекопитающие Советского Союза, 1961, с.342); большая часть песцов, а при отсутствии грызунов — все, мигрирует; медведь уходит во льды на промысел тюленей. Лемминги и хищники не могут служить основой питания. Ловля скапливающегося в устьях рек омуля невозможна без неводов.

Таким образом, в период от формирования до распада снежного покрова в тундре количество и доступность пищевых ресурсов для человека многократно снижается. Численность ластоногих, в отличие от северо-востока Азии, здесь невелика и не позволяет на их основе сформировать систему жизнеобеспечения. Поэтому человек вынужден уходить осенью из тундры вместе со споим главным источником пропитания — северным оленем, и возвращаться с ним весной. Круглогодичное существование в тундре Западной Сибири возможно только при наличии контролируемого источника пищи — домашнего северного оленя.

Топливные и минеральные ресурсы. В арктических тундрах отсутствуют кустарники, поэтому топливо здесь является лимитирующим фактором. Но на побережье моря имеются большие скопления плавной древесины. Так в районе поселения Тиутей-Сале 1 древесины достаточно для топливных и хозяйственных нужд. В породах, которые распространены вокруг поселения, практически отсутствует камень размером крупнее гравия. Поэтому наблюдается дефицит каменного сырья. Также отсутствуют какие-либо проявления медных или железных руд. Вода имеется в избытке.

Климатические ресурсы. Климат Ямала можно признать неблагоприятным для человека на протяжении большей части года, кроме летнего периода, что связано с высокоширотным положением полуострова. Это же положение определяет некоторые положительные черты климата. Во-первых, длинный световой день в летнее время, что дает возможность вести активную хозяйственную деятельность большую часть суток. Во-вторых, запаздывание сроков вскрытия рек по отношению к сходу снеж-

!!pagebreak!!

[-20-]

ного покрова, что позволяет с наименьшими трудозатратами кочевать на север. Время формирования снежного покрова и замерзания рек практически совпадают, что облегчает кочевки с севера на юг (табл. 1,2). На побережье благоприятным климатическим фактором являются частые ветры с моря, что облегчает человеку борьбу с гнусом. Олени по этой же причине концентрируются у побережья.

Почвенно-грунтовые ресурсы. Как уже отмечалось, характерной чертой почво-грунтов всего Ямала является их многолетнемерзлое состояние. Именно оно обуславливает многие специфические черты домостроения и погребального обряда населения тундры. В этих условиях невозможно продолжительное функционирование жилищ даже со слабоуглубленным котлованом. Как только нарушается целостность почвенной поверхности, начинаются термокарстовые явления. Стенки котлована начинают оплывать, на его дне выступает вода и оно становится топким. Содержание котлована в пригодном для жизни состоянии в течение одного летнего сезона требует больших затрат времени и сил. На следующее лето эти затраты еще более возрастают, т.к. термокарстовые явления — саморазвивающиеся, что ведет к ускорению разрушения котлована. Это привело население Ямала к отказу от строительства жилищ с котлованом, распространенных в лесной зоне. Произошло это, вероятно, за короткий период времени. Таким образом, почвенно-грунтовые условия объективно предопределили переход населения тундры к круглогодичному обитанию в наземных жилищах, что, по-видимому, произошло до начала периода крупностадного оленеводства. Этот переход, таким образом, явился преадаптацией к будущему кочевому образу жизни. Вероятно, еще на стадии охотников на оленей началось формирование адаптации, типичных для кочевников тундр. Но если охотникам они только облегчали жизнь, то кочевникам были жизненно необходимы. Одной из таких адаптации, вероятно, и были переносные наземные жилища типа чума. Конкретные положения поселений на вершине и склоне террасы, сложенной песчано-суглинистыми отложениями, являются наиболее удачным использованием почвенно-грунтовых условий в данном районе и обеспечивают, насколько это возможно, естественный дренаж.

Ландшафтные ресурсы. Поселение Тиутей-Сале 1 занимает крайне удобное пространственное положение — на краю высокой террасы на стыке трех ландшафтов: плакорного, озерно-пойменного и лайдового. Это обеспечивало максимально выгодные условия хозяйственно-бытовой деятельности его населения.

Итак, рассмотрение пространственно-временного распределения значимых для человека природных ресурсов на северо-западном побережье Ямала показывает следующее. Здесь в избытке имеется древесина и вода. Имеются оптимальные для этого района ландшафтные условия расположения поселений. Условно благоприятными являются климат и почвенно-грунтовые условия. К лимитирующим относятся минеральные ресурсы, но они не являются жизненно важными. Условно лимитирующими ресурсами являются пищевые ресурсы. Это связано с их неравномерным распределением по сезонам — обильные летом и сильно ограниченные зимой. Поэтому при присваивающем типе хозяйства обитание человеческих коллективов на северо-западе, да и вообще на всем Ямале возможно только в теплое время года — июнь (май) — сентябрь (октябрь). Это ограничение может быть снято только при хозяйстве, основанном на крупнотабунном оленеводстве.

!!pagebreak!!

[-21-]

ПОСЕЛЕНИЕ ТИУТЕЙ-САЛЕ 1: ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И ОПИСАНИЕ НАХОДОК

Описание расположения и внешнего вида поселения

Поселение Тиутей-Сале 1 находится в северной части западного побережья полуострова Ямал (Ямальский район, Ямало-Ненецкий автономный округ). Оно расположено на мысу Тиутей (Тиутей-Сале переводится Моржовый мыс), в 840 м к ЮЗ от полярной станции «Моржовая». Мыс образован устьем двух рек: Тиутей-Яха и ее левого притока Сер-Яха, впадающих здесь в Карское море (рис.1). В ландшафтном отношении район относится к зоне северной тундры, представляет собой равнину, кое-где пересеченную ручьями. Приблизительно в 2.5 км от оконечности мыса расположены два небольших озера. Поверхность покрыта типичной тундровой растительностью, местами заболочена. Полярная станция находится на самой оконечности мыса.

От двух мысов, на которых в 1929 году фиксировались землянки, остался только один, да и тот буквально доживал последние дни (рис.3). Сохранившаяся часть мыса в длину около 16 м, в ширину в напольной части около 10 м, на оконечности не более 40-60 см. Перепад высот от уровня террасы до оконечности мыса более 2 м. Мыс интенсивно разрушается талыми и дождевыми водами, подмывается приливами. Северный и южный склоны его представляют собой крутые обрывы, особенно южный, склон которого, практически, вертикален. Стрелка мыса тоже почти вертикально падает в залив. Поверхность обильно задернована ярко-зеленой травянистой растительностью. На составе растительности сильно сказалось обогащение почвы органическим веществом в результате антропогенной деятельности.

Нами не были обнаружены на поверхности те многочисленные кости и черепа морских млекопитающих, которые упоминал В.Н. Чернецов. Не фиксировались и какие-либо углубления, похожие на следы жилищ. Наоборот, в 20 м от края террасы обнаружено небольшое возвышение неправильно овальной формы, размером 10x15 м. Оно едва может быть отличимо от окружающей среды, так как перепад высот составляет не более 40 см. Водосток здесь пологий, грунт умеренно увлажненный с частыми мерзлотными трещинами, для которых характерны скопления погребенного мха. Антропогенное обогащение грунта выражено слабее, в связи с чем растительный покров более приближен к типично тундровому. Поверхность имеет следы разрушения транспортом в виде глубоких колей, идущих с севера на юг. К востоку от дороги поверхность нарушена эрозией вследствие таяния льда.

Методика исследований

Работы в 1995 году на поселении Тиутей-Сале 1 велись двумя автономными группами — «российской» и «американской». Методика раскопок, соответственно,

!!pagebreak!!

[-22-]

Рис. 3. Ситуационный план поселения Тиутей-Сале 1

!!pagebreak!!

[-23-]

несколько различалась, хотя все раскопы были вписаны в единую сетку координат. Было заложено два раскопа: на мысовой части (раскоп 1-Н. Федорова) (рис.3) и на возвышенности на террасе (раскоп 2-В. Фитцхью) (рис.3).

Раскоп 1 можно было заложить только на наиболее сохранившейся части мыса, прилегающей к террасе. Нам удалось вписать в нее 8 квадратных участков со стороной 2 м: два с севера на юг, четыре с запада на восток. Участки были обозначены с севера на юг буквами русского алфавита, с востока на запад — арабскими цифрами от 4 до 7. Линии А и Б были продолжены до стрелки мыса с целью зачистки обрыва и фиксации стратиграфии (рис.4). Культурный слой разбирался тонкими срезами с помощью ножей и шпателей, там, где это было возможно, грунт выносился на поверхность террасы. Мы попытались по окончании работ произвести рекультивацию раскопа, вполне, впрочем, отдавая себе отчет в бессмысленности наших действий. Уложенный нами слой земли и пласты дерна неминуемо будут смыты в самое ближайшее время. Кстати, значительная часть культурного слоя уже в процессе работ раздувалась ветром. Мы разбирали культурный слой не только в границах раскопа, но и в сползших по склонам кусках (рис.5). Все находки из раскопа фиксировались индивидуально с обозначением глубины залегания от условного ноля, за который была принята точка на террасе, выше уровня мыса. Находки из разрушенных фрагментов слоя заносились в полевую опись как подъемный материал. Планы и профили раскопа рисовались в масштабе 1:20 см, профили снимались с северных и западных стенок раскопа, а там, где это было невозможно из-за разрушений слоя -рисовались южные и восточные, а потом перечерчивались в зеркальном отображении.

Раскоп 2 представлял из себя серию пробных шурфов, обозначенных буквами и траншею, состоящую из трех квадратных участков 2x2 м. Для определения уровней глубин использовался метод треугольника, в свою очередь соотнесенного с нивелирными отметками раскопа 1. Уровень глубин в шурфах замерялся от поверхности. Составлялся поквадратный план находок, которые регистрировались и упаковывались по отдельности. Древесные остатки и фауна собирались по уровням — культурным горизонтам. После расчистки верхнего уровня во многих местах появились карманы мерзлоты и целые линзы льда. С одной стороны, это способствовало сохранению культурных остатков из органических материалов, с другой — нарушало культурные напластования, приводило к скапливанию воды в участках и разрушению стенок раскопа. Во многих местах довести раскоп до материковых слоев было невозможно, а дренаж затруднялся из-за слабой покатости местности: вся вычерпываемая вода стекала обратно в раскоп.

Исследования на мысовой части поселения Тиутей-Сале 1 (раскоп 1)

Раскопом 1 были вскрыты остатки трех сооружений, скорее всего, жилых. Два из них располагались буквально одно над другим в прилегающей к террасе части раскопа (участки АБ/5-7 рис.6-10), третье зафиксировано только в профиле на стрелке мыса (рис.8). Стратиграфия в пределах сооружений и за ними отличается. В «межжилищном» пространстве она проста: 15-20 см дерновый слой, под ним коричневато-бурый культурный слой, мощностью от 5-10 до 30-40 см. Он подстилается либо материковым песком, либо слоем влажной, водонепроницаемой глины. Необходимо отметить, что

!!pagebreak!!

[-24-]

Рис. 6. План раскопа 1

!!pagebreak!!

[-25-]

Рис. 7. Северные профили раскопа 1

Рис. 8. Северный профиль раскопа 1 (оконечность мыса, сооружение 3)

!!pagebreak!!

[-26-]

Рис. 10. Западные профили раскопа 1

!!pagebreak!!

[-27-]

в некоторых местах под дерном фиксировались пятна прокаленного грунта, угли, следы горения, в которых, и рядом с которыми найдены кости животных. Так, в участке А-7 под дерном обнаружены две медвежьи челюсти. Остатки конструкций, расположенных одна над другой, мы условно назвали сооружениями 1 и 2, а расположенной на стрелке мыса — сооружением 3. Под этими названиями приводятся их описания.

Сооружение 1 (рис.6,7,9,10). На плане раскопа зафиксирован только западный край его, остальное разрушено морозобойными трещинами (рис.12). В профиле северной стенки участка Б-7 видно небольшое пологое углубление, вдоль которого полосой 30-40 см в ширину и около 5 см мощностью фиксируется слой горения: угли, прокаленный оранжевый песок, пережженные кости. Приблизительно в 50-60 см к востоку от края этого углубления появляется слой древесной щепы, который, по-видимому, был насыпан на пол сооружения для дренирования поверхности. Щепа встречается и мелкая и крупная, набросана беспорядочно. Поверх щепы 6ыл обнаружен мох, положенный довольно крупными кусками, толщиной в некоторых местах 5-6 см. Слой щепы и мха фиксируется вплоть до крупной морозобоиной трещины в участках АБ-4, полностью разрушившей восточный край сооружения. По той же причине не удалось обнаружить его южную и северную границы. Заполнение и пол окрашены в темно-серый цвет, возможно, из-за того, что в культурном слое часто встречаются угли. На уровне материка зафиксированы шесть кольев из плавника. Они расположены по кругу, диаметром около 85 см, наклонены внутрь. Колы обработаны металлическим предметом, размеры различные: длина от 45 до 7 см, в сечении они овальные или прямоугольные, сечение в среднем 3x1,5 см, длина затеса от 7,8 см до 3 см, затесаны, как правило, на клин. В северо-восточном углу участка Б-6 кол вбит рядом с фрагментом доски, размером 20x10 см. Каких либо остатков стационарного очага не обнаружено. На полу сооружения 1 собрано довольно много керамики, в участке Б-5 на уровне пола найден развал сосуда. Также на уровне пола обнаружена

!!pagebreak!!

[-28-]

деревянная модель палаша и фрагменты полоза от нарты (участок Б-5, полоз частично на дне морозобоиной трещины, но, скорее всего, связан с сооружением 1), несколько деревянных сколов, сделанных металлическим предметом, довольно много изделии из кости, в том числе моржовой, две челюсти песца, фрагмент железного наконечника стрелы. Под уровнем пола сооружения 1 в некоторых местах фиксируется слой погребенной почвы, представляющий собой тонкую прослойку (5-7 см) коричневого цвета.

Сооружение 2 (рис.6,7,9,10). Зафиксирован лишь небольшой фрагмент его, большая часть разрушена осыпью южного склона мыса. Хорошо прослеживается пол в 20-30 см выше пола сооружения 1, в толще культурного слоя. Представляет собой, как и в первом случае, слой обильной щепы, но светло-бурого, почти оранжевого цвета. Никаких других остатков конструкций, связанных с ним не обнаружено. На уровне пола жилища 2 найдены части костяного оленьего налобника и две крестовидные бронзовые бляшки, скрепленные продетым в петли на обороте кожаным ремешком. Еще четыре такие же бляшки обнаружены на стенке морозобоиной трещины в участке Б-6.

Сооружение 3 (рис.4,8). Расположено на стрелке мыса, почти полностью разрушено осыпанием склонов. Его удалось зафиксировать только в профиле: виден западный край котлована, глубиной около 40 см, по полу его прослеживается прослойка темного цвета с включением углей, золы, фрагментов дерева, прокаленного грунта. На полу сооружения 3 был обнаружен развал сосуда и фрагмент бронзовой антропоморфной личины.

!!pagebreak!!

[-29-]

Итак, на основании раскопок 1995 г. можно констатировать следующее:

1. На мысовой части поселения Тиутей-Сале 1 фиксируются три разновременных слоя. Стратиграфически наиболее поздний представлен находками следов горения и костями животных под дерном. Нам кажется вполне возможным связать именно с ним те кости, которые В.Н. Чернецов видел на поверхности в 1929 году. Следующий, второй слой, — остатки сооружения 2. Наконец, самый ранний период обитания представлен остатками сооружений 1 и 3, которые и по стратиграфическим особенностям, и по некоторым деталям конструкции, и по материалу, очевидно, археологически одновременны.
2. Сооружения 1 и 3 являются практически наземными постройками, у которых подправлен для придания горизонтальности полу западный край, обращенный к террасе (около 20 см у сооружения 1 и до 40 см у сооружения 3). Сооружение 1, подстилающим слоем которому служит водонепроницаемая глина, обильно дренировано щепой и мхом; сооружение 3, расположенное на стрелке мыса, где грунт исключительно песчаный, видимо, в подобном дренаже не нуждалось. При всей плохой сохранности остатков конструкций можно отметить еще одну общую черту: наличие следов горения вдоль западной стенки, обращенной к террасе. В сооружении 1 это полоса шириной 30-40 см и толщиной около 5 см, в сооружении 3 они более мощные — 6,5 м шириной и 10-15 см толщиной. Возможно, это связано с большими размерами сооружения 3 (вспомним: по данным В.Н. Чернецова, который видел эти сооружения почти не разрушенными, на стрелке мыса располагалась самая большая «землянка»).
3. Сооружение 2 также является наземной постройкой, судя по остаткам пола, аналогичным полу сооружения 1. К сожалению, при той степени сохранности, которая зафиксирована для него, больше ничего сказать не представляется возможным.

Описание находок

Описание находок из раскопа приводится по группам, выделенным соответственно материалу, из которого они изготовлены. Такая группировка показалась нам предпочтительнее, потому что дает возможность одновременно остановиться на технологии изготовления и анализе следов сработанности, например, для орудий из кости. В конце описания каждой категории следует анализ распределения орудий по выделенным стратиграфически слоям обитания.

Изделия из кости.

(Здесь рассматриваются только изделия из культурного слоя поселения, полное описание всех предметов, в том числе из разрушенных фрагментов слоя см: Приложение1. Результаты трасологического анализа. Н.А. Алексашенко, Институт истории и археологии, Уральское отделение Российской Академии Наук.).

В культурном слое поселения обнаружено всего 75 изделий из кости, заготовок для них, отщепов и костяных нуклеусов. Сырьем для изготовления служили две разновидности материала — рог северного оленя и моржовые клыки. Можно отметить стремление к максимальной утилизации второго вида сырья. При обработке рога использовали различные приемы: сначала его надпиливали, затем обламывали. На сохранившихся поверхностях видны следы строгания металлическим инструментом. Дополнительной шлифовке поверхность, по-видимому, почти не подвергалась, поэтому

!!pagebreak!!

[-30-]

так сильно впоследствии разрушилась. Иногда производилась выборка губчатой массы. При обработке более твердого, дающего при ударе раковистый излом, моржового клыка сначала производилось раскалывание. При этом от первоначального «нуклеуса» откалывали удлиненные отщепы. «Нуклеусы» нашей коллекции имеют ударную площадку со следами смятости и негативы от скалывания отщепов. После этого применяли приемы пиления, строгания, шлифования.

Костяные наконечники стрел (рис.14) — самая массовая категория костяных орудий на поселении. Всего их найдено 19, причем только два из них выполнены из рога оленя, остальные из отщепов, сколотых с моржового «нуклеуса». Восемь наконечников имеют удлиненную форму пера, напоминающую лист ивы [иволистую] и слабовыраженный черешок (рис.14-6,7). Длина этих наконечников, обычная около 5 см, варьирует у крайних экземпляров от 7,5 см до 3,5 см при общей для всех ширине около сантиметра. Шесть наконечников выполнены из коротких отщепов длиной около 3-4 см и шириной 1,5 — 2 см. Они имеют перо овальной или треугольной формы, у трех из них слабо намечен короткий черешок (рис.14-2), три имеют плоское основание (рис.14-1,3,4). Наконечники, не имеющие черешка, похожи по форме на отщепы, опознаются только по следам сработанности. Аналогии подобному комплексу костяных наконечников нам не известны. Вызывают удивление их малые размеры и нечеткая форма. Костяные и роговые наконечники стрел, зафиксированные в археологических материалах памятников сопредельных территорий (северо-востока Европы и севера Западной Сибири) отличаются крупными размерами, хорошей отделкой, разнообразием форм пера и черешка (Мошинская, 1953, с.77; Pitul'ko, 1991, с. 30).

Два орудия, выполненных из моржовой кости, определены по следам сработанности как ножи, которыми производили вспарывание туши (рис.15-3). Они изготовлены из крупных отщепов с моржового клыка. Размеры: 13x2,5 см и 9,7x3 см, толщина в разных частях орудии различна, но в среднем 0,5 см. У обоих ножей удлиненное рабочее лезвие со следами работы в виде мелких щербин и слегка заполированной поверхности. Рукоятка слегка намечена с помощью мелких сколов.

Два орудия атрибутируются как инструменты для плетения сетей (?). Одно из них изготовлено из отщепа с моржового клыка размером 11,4x2 см (рис.15-2). Второе сохранилось не полностью, выполнено из рога северного оленя, размер сохранившейся части 8x2,5 см.

Костяные проколки обнаружены в 2 экземплярах. Обе вырезаны из фрагментов моржовых клыков, размеры 6,8x2,9 см, 6,9x2 см. Заостренный рабочий конец имеет следы работы, позволившие определить назначение предметов.

Расколотый клык моржа послужил заготовкой для изготовления гарпуна (?), но работа не была закончена. Размер 13,5x2,2 см. Зубцы гарпуна только намечены, нижний подструган металлическим инструментом.

Костяные «нуклеусы» обнаружены в двух экземплярах. Они представляют собой фрагменты моржовых клыков со следами сколов-негативов. Размеры одного

!!pagebreak!!

[-31-]

«нуклеуса» (рис.16) 8x2,8 см , сколы с него: 3,7x0,7 см, 3,0x0,5 см, 3,5x0,5 см, 6,0x1,0 см. Второй имеет размеры 6x3 см, сколы: 2,5x1 см, 4x0,7 см, 1,8x0,7 см.

Рукоятки ножей и заготовки для них выполнены из оленьего рога. Готовая рукоять найдена только одна, в ней сохранился фрагмент железного черенка от ножа (рис.11-4). Рукоять овальная в сечении, длина 11,7, наибольший диаметр 1,6 см. Четыре заготовки размером 11,5x3 см, 9x3 см, 7,2x3,2 см, 5,2x2,3 см демонстрируют последовательные приемы изготовления рукояток: первоначально производится круговой надпил до губчатой массы. Заготовка надпиливается с двух сторон, причем иногда видны следы неудачных надпилов. Затем заготовка обламывается по полученному углублению, будущую рукоять строгают и шлифуют. По какой-то причине на этом этапе работа над заготовками прервалась. Костяные рукоятки ножей — довольно обычная находка в культурном слое памятников сопредельных территорий: на жертвенном месте Усть-Полуй в устье р. Оби они обнаружены в количестве более чем 200 экземпляров (Мошинская, 1965, с.69; неопубликованные материалы раскопок Н.В. Федоровой 1993-95 гг.), несколько экземпляров есть в комплексах поселений Мыс Входной и Карпова Губа в Большеземельской тундре и на острове Вайгач. (Pitul'ko, 1991, с. 27, 30). Так как их форма предельно утилитарна, хронологическая изменчивость не прослеживается.

Три части костяного оленьего налобника представляют собой изогнутые пластинки из оленьего рога, две более крупные, третья маленькая (рис.17). Изготовлены пластины очень тщательно, поверхность отполирована. Две пластины размером: длина 14,5 см, ширина пластины 1,2 см, изгиб в 8,5 см от одного из концов, глубина изгиба 3 см. Внешний край пластин орнаментирован волнообразным орнаментом, с внутренней крупные пластины имеют по пять зубцов 0,3 см в высоту. Зубцы заострены. По обоим концам крупных пластин круглые отверстия диаметром 6-7 мм для продевания ремешков. Маленькая пластина размером в длину 8 см, ширина от 0,5 см на концах до 1 см в центре, орнамента и четко выраженных зубцов не имеет, в центральной части одно прямоугольное отверстие 1 см. Аналогия пластинам известна в комплексе Усть-Полуйского жертвенного места, одна из обнаруженных там пластин имеет почти такую же форму и те же пять зубцов (Мошинская, 1953, с.81). Автор публикации интерпретируют усть-полуйские пластины, как части узды оленя-манщика, ссылаясь в том числе и на этнографические аналогии, хотя, например, пластины, используемые эвенками для тренировки упряжных оленей мало чем отличаются от них (Историко-этнографический атлас Сибири, с. 22, рис.12 а.) По-видимому, уверенность авторов публикации усть-полуйских материалов в том, что эти пластины могли принадлежать исключительно оленю-манщику, базируется на следующих соображениях: во-первых, столь раннее по времени транспортное оленеводство им представлялось маловероятным (Усть-Полуйский комплекс датируется по-разному, но в общем в пределах 400 до н.э. - - 300 н.э., дата по дендрохронологическому методу позволяет сузить этот диапазон до 1 в. до н.э.). Во-вторых, в этом же комплексе обнаружены в большом числе костяные блоки, интерпретированные как части собачьей упряжи, что по мнению В.Н. Чернецова и В.И. Мошинской, окончательно решает транспортную проблему. По-видимому, ситуация не столь очевидна и однозначна, о чем может свидетельствовать в том числе и нащечная пластина от наголовника упряжного оленя, обнаруженная при раскопках Саровского городища на

!!pagebreak!!

[-32-]

Средней Оби, в общем одновременного Усть-Полую. Автор исследования памятника говорит о ней очень кратко, отмечая в разделе о хозяйстве населения Средней Оби в конце 1 тыс. до н.э. что «об оленеводстве у кулайцев по имеющимся данным говорить пока преждевременно» (Чиндина, 1984, с.134). В комплексе Усть-Полуйского святилища, помимо уже упоминавшихся частей оленьего наголовника, найдены и другие предметы, возможно, связанные с использованием оленя, как транспортного животного: наконечники хорея, полоз нарты и так далее. Костяные блоки, на которые ссылаются В.Н. Чернецов и В.И. Мошинская, могут с равной долей вероятности использоваться и для оленьей упряжки. Если вопрос с использованием оленя как транспортного животного уже в 1 в. до н.э. требует специальной серии доказательств, то, как нам кажется, в комплексе поселения Тиутей-Сале, их принадлежность упряжному оленю вряд ли может вызвать сомнение.

Костяная швейная игла с обломанным ушком выполнена из рога оленя. Длина обломка 8 см, диаметр от 0,3 в основании до 0,1 к острию.

Железное шило с костяной рукоятью из оленьего рога, размеры: шило длиной 8 см, диаметр 0,8 см, рукоятка в длину 6 см, диаметр 1,5 см, вверху упор для руки, длиной 5 см. Для изготовления рукоятки использовали рог с двумя отростками, послужившими упором для руки (рис.15-5).

Костяная заклепка, возможно, на сосуд. Состоит из овальной пластинки моржовой кости, очень тщательно отполированной, размером 3,5x1,5 см с двумя железными заостренными штырями 2,5 см в длину и 0,5 см в диаметре в верхней части.

Костяные скребки — 3 экз., выполнены из отщепов с моржового клыка. Сколы практически не обработаны, назначение изделий фиксируется по следам сработанности.

Кроме того, обнаружено три костяных орудия неясного назначения из рога оленя, четыре — из моржового клыка, два довольно крупных фрагмента моржовых клыков (6,8x5; 13x2 см) и 29 отщепов с костяных «нуклеусов». Среди отщепов три довольно крупные — размером в длину от 9,4 до 4,5 см, в ширину 2,5 — 1,5 см. Остальные более мелкие, до 3 см в длину и меньше.

Распределение костяных изделий по выделенным слоям там, где это удалось зафиксировать, выглядит следующим образом. В самом верхнем слое, с которым идентифицируются только следы горения под дерном, обнаружен 2 отщепа из моржового клыка, 1 скребок и 2 орудия неизвестного назначения. Во втором слое, с которым связаны остатки сооружения 2, найдено 4 отщепа из моржового клыка, 3 наконечника из моржовой кости и 2 из оленьего рога, 2 орудия из сколов с клыка моржа неизвестного назначения. В этом же слое зафиксированы части оленьего налобника. В нижнем, самом раннем слое, с которым связаны остатки сооружений 1 и 3, собрано 24 отщепа из моржового клыка, 10 наконечников из этого же сырья, 2 скребка и 5 различных орудий из моржового клыка и 2 из рога оленя. К этому же слою относится костяная заклепка. Неясно положение железного шила, т.к. оно найдено вне пределов сооружений, а уровень залегания может быть отнесен и ко второму и к третьему слоям. Бросается в глаза, даже с учетом возможных неточ-

!!pagebreak!!

[-33-]

ностей, связанных с разрушением слоя мерзлотными трещинами, резкое преобладание изделий, заготовок для них и отходов производства из моржового клыка в самом нижнем - раннем — слое поселения. Изделия из рога оленя в этом смысле "индифферентны".

Изделия из бронзы.

Больше всего собрано фрагментов бронзовых (медных) котлов — 28. Чаще всего это небольшие кусочки тонких стенок, иногда с боковой клепкой или с дужкой для подвешивания. Распределение их по слоям: под дерном найдено 7 фрагментов, во втором слое — 11, в третьем — 2, наконец в подъемном материале без фиксации принадлежности к слою -8.

Колоколовидная подвеска из бронзы (рис.18-3). Представляет собой крайнюю степень стилизации изображения стоящей в профиль на плоском основании фигуры животного, чаще всего медведя. Отлита в двусторонней форме с сердечником, фиксируется литейный брак — недолив металла. После отливки не обрабатывалась. Плоское основание украшено «перловым» орнаментом, свод — поперечными рельефными валиками. В верхней точке свода — отверстие для продевания ремешка. Длина 3 см, высота — 2 см. Найдена под дерном.

Крестовидные бляшки-накладки (6 экземпляров) (рис. 18-2). По-видимому, украшение пояса или одежды. Отлиты в двусторонней форме, после отливки наружная сторона слегка полировалась. На обороте поперечная петля для продевания кожаного ремешка. Наружная сторона орнаментирована валиками, как бы отсекающими лопасти креста. Размер 1,5x1,5 см. Все бляшки абсолютно стандартны. Были обнаружены вместе со скрепляющими их ремешками: две на уровне пола сооружения 2, четыре на стенке мерзлотной трещины, но вместе со щепой характерного для сооружения 2 оранжевого цвета.

Зооморфное изображение (рис.18-1). Отлито в плоскую одностороннюю форму. После отливки внешняя сторона полировалась. Представляет собой фигуру животного в профиль (медведь?), стоящего на плоском, слегка закругленном к морде зверя основании. На шею животного надето разомкнутое с внутренней стороны кольцо. Найдено в слое, соотносимом с сооружениями 1 и 3. Размеры: 3,1x1,8 см.

Антропоморфная личина (рис.23-6). Отлита из так называемой белой (оловянистой?) бронзы в одностороннюю рельефную форму. После отливки наружная сторона полировалась. Нижняя часть обломана. Размеры сохранившейся: 2,9x2,8 см. Представляет собой изображение человеческой (мужской) головы в фас. На голове изображен шлем с надглазьями и наносьем, украшенный птицевидным изображением и плюмажем из накладных кос. Личина была найдена на полу сооружения 3.

Можно констатировать несомненную связь с поздними комплексами фрагментов бронзовых котлов, колоколовидной подвески и крестовидных бляшек. С ранним — зооморфного изображения и антропоморфной личины.

!!pagebreak!!

[-34-]

Изделия из железа.

Изделия из железа фрагментарны. К более или менее целым орудиям относятся уже описанные шило и костяная заклепка с железными штырями и два наконечника стрел. Остальные находки представлены сильно коррозированными обломками. Всего зафиксировано 26 изделий и фрагментов. Наконечники стрел оба относятся к типу двурогих срезней, черешковых, без упора. Размеры практически одинаковы: длина 8,5 см, ширина в наиболее широкой части — 1,9 см. По условиям залегания один из них как будто соотносится с сооружением 1 и 3, второй — с сооружением 2. Остальные фрагменты железных орудий распределяются так: 8 найдено под дерном, 6 в слое, соотносимом с сооружением 2, 1 в слое, соотносимом с сооружениями 1 и 3, 11 в подъемном материале. Итак, можно с уверенностью говорить, что большинство находок изделий из железа связано с двумя стратиграфически поздними комплексами.

Изделия из дерева.

Указать точное количество изделий из дерева и дать их полное описание трудно, так как они многочисленны, но большинство из них представляет собой фрагменты палок, кольев и небольших досочек с явными следами работы какими-то металлическими инструментами.

Модель палаша (рис.19). Выполнена, по-видимому, ножом или еще каким-то инструментом, из двух кусков дерева: из одного лезвие и рукоять, из второго — перекрестие. Общая длина 39,7 см, длина клинка 31 см. Клинок однолезвийный, шириной до 2,7 см, ширина спинки клинка до 0,5 см, сечение треугольное с утолщением в центре, заточка двусторонняя. Клинок имеет серповидную форму с хорошо выраженным изгибом полосы к лезвию. Перекрестие пластинчатое, цельное, на рукояти укреплено с помощью деревянного клинышка. Длина перекрестия 8,1 см, ширина — 1,5 см. На лезвии клинка имеются хорошо заметные зазубрины, свидетельствующие об использовании модели при фехтовании, возможно в качестве детской игрушки, причем, судя по следам, некоторые из них появились при ударе дерева по дереву, но есть и следы от металлических орудий. Найдена на полу сооружения 1.

Фрагмент полоза нарты. Склеен из двух кусков. Длина 62 см, ширина полоза 6 см. Низ полоза плоский, верх дугообразный, общая толщина около 2 см. Сохранились два прямоугольных отверстия для копыльев, одно полностью, одно — частично. Размер полностью сохранившегося отверстия 3x1,4 см. Расстояние между отверстиями — 31 см. Найден на дне морозобоиной трещины. К сожалению, по этому фрагменту можно сказать только то, что нарта была прямокопыльная, по-видимому, невысокая. Этнографические прямокопыльные нарты известны в Западной Сибири у ненцев и у хантов, причем они могут быть как оленными грузовыми, так и собачьими (Историко-этнографический атлас Сибири, с. 12, 57). Подобный полоз, так же от прямокопыльной нарты, был обнаружен нами в 1995 г. при раскопках Усть-Полуйского жертвенного места, в комплексе, имеющем дендрохронологическую дату 48-49 гг. до н.э.

Колышек или штырь от какого-то изделия (рис.15-1). Круглый в сечении, острие оформлено пятигранным затесом, с противоположной стороны желобком выде-

!!pagebreak!!

[-35-]

лена затесанная на конус «шляпка» .Размеры: длина 12,3 см, наибольший диаметр 2,8 см. Найден в разрушенном фрагменте слоя на осыпи южного склона мыса.

Полое изделие округлое в сечении. На небольшом расстоянии от концов прорезаны желобки для ремешков, один из которых сохранился. Размеры: длина 17,1 см, диаметр 2,5 см. По уровню залегания в слое может быть сопоставлено с комплексом сооружения 2. Назначение предмета неизвестно.

Фрагмент гребня. Сохранилось пять тонких, плотно прилегающих друг к другу зубцов и часть неорнаментированной спинки. Размеры: высота 5,8 см, длина зубцов 3 см. Найден в разрушенном фрагменте слоя на осыпи южного склона мыса.

Изделия из китового уса.

К изделиям из китового уса можно отнести только конструкцию, состоящую из двух пластин, шириной около 1 см, которые связаны узлами с сыромятными ремешками, образуя нечто похожее на часть наголовника оленя, вернее, его налобную часть. Изделие было обнаружено в слое, связанном с сооружением 2. Остальные 2 находки представляют собой просто пластины китового уса, одна довольно крупная, 30 см длиной и 4 см шириной; вторая, завязанная узлом, около 20 см в длину и 1 см в ширину. Кроме этого в культурном слое нам встречалось небольшое количество мелких фрагментов пластинок китового уса. К сожалению, они происходят из разрушенных фрагментов слоя.

Изделия из камня. В культурном слое поселения было обнаружено 44 изделия из камня, в том числе: абразивов — 2, шлифовальных плиток — 2, оселок — 1, каменный скребок (?) -1, плитки сланцевые — 3, отщеп сланцевый — 1, каменные плитки — 2, изделия неизвестного назначения — 4, сколы каменные — 13, отщепы — 16, камни без следов обработки — 16. Распределение по слоям выглядит следующим образом. Под дерном, т.е. в самом позднем слое обитания найдено 5 камней без следов обработки, одно орудие неизвестного назначения и одна сланцевая плитка. В слое, соотносимом с сооружением 2, — одно орудие и 2 отщепа. В самом раннем слое обнаружено 4 камня, 13 отщепов, 3 скола с камней, 1 сланцевый отщеп, 1 каменный скребок, 1 абразив, 2 шлифовальные плитки, 1 каменная плитка без определенного назначения, 2 сланцевые плитки и 2 орудия неизвестного назначения. В подъемном материале зафиксировано: 4 камня, 3 отщепа, 8 сколов, 1 абразив и 1 каменная плитка. Из вышеприведенного перечнясовершенно очевидно, что наибольшее количество орудий и артефактов, связанных с их изготовлением (так, отщеп может быть отходом производства или заготовкой для орудия) обнаружено в самом раннем слое обитания поселения.

В результате можно констатировать некоторые закономерности в распределении материала по слоям. Изделия из моржового клыка и каменные связаны с наиболее ранним слоем. Фрагменты бронзовых котлов и железных изделий тяготеют ко второму и, возможно, самому позднему слоям. Изделия из дерева встречаются равно-

!!pagebreak!!

[-36-]

мерно во всех трех. Гарнитура северного оленя — части костяного оленьего налобника и, возможно, фрагмент наголовника, происходят из слоя, отнесенного ко второму стратиграфическому комплексу. Полоз нарты, несмотря на его нахождение на дне морозобоиной трещины по ряду полевых наблюдений как будто, с известной долей сомнения, можно связать с ранним стратиграфическим комплексом.

Керамика (рис.20).

(Технологическое исследование комплекса керамики с поселения Тиутей-Сале 1 проведено Н.Р. Тихоновой, Научно-Производственный центр по охране и использованию памятников истории и культуры Свердловской области, — см. Приложение 2).

В культурном слое поселения собрано довольно много фрагментов керамики, большей частью неорнаментированных. Характерной особенностью данного комплекса является обильная корка нагара, иногда достигающая 2 мм в толщину с внешней стороны сосуда. Нагар очень крепкий, спекшийся, поддается отделению от поверхности сосуда с большим трудом. Некоторые фрагменты отчистить не удается, т.к. они не очень плотные и просто разламываются.

По наличию верхних частей выделено 56 археологических сосудов. Все сосуды имеют выделенную верхнюю часть — горловину или шейку. Размеры варьируют: диаметр от 30 до 10-15 см, высота шейки от 7 до 1,5-2 см. Обычно высота шейки пропорциональна диаметру. У 30 сосудов вдоль верхнего края фиксируется валик, иногда в виде округлого утолщения, иногда прямоугольной формы, тогда он располагается несколько ниже горла сосуда (рис.20).

Часть сосудов коллекции круглодонная, но в комплексе обнаружено 18 поддонов. Название «поддон» прочно вошло в западно-сибирский археологический словарь. На самом деле это не столько поддон, а именно, подставка под дно, сколько вазообразное дно самого сосуда. Но мы в дальнейшем для простоты изложения будем пользоваться общепринятым термином. К сожалению, нам не удалось склеить ни одного археологически целого сосуда с поддоном, поэтому можно только гадать, к каким именно сосудам они относятся. Судя по их сравнительно небольшой величине, — диаметр поддона обычно 10 см и меньше, они вряд ли соотносятся с наиболее крупными сосудами. Интересно в этой связи отметить, что на них встречается меньше нагара. Вероятно, можно предположить, что сосуды с поддонами служили своего рода «столовой» посудой.

Орнаментировалась обычно только верхняя часть сосуда, приблизительно до его наибольшего диаметра, приходящегося на плечики (рис.20). Орнамент наносился на самый срез сосуда и на его шейку. Срез обычно украшен наклонными оттисками гребенчатого штампа. В орнаментации шейки обязательным является ряд круглых ямок, нанесенных приблизительно в сантиметре от верхнего края. Ямки накалывались каким-то круглым предметом, возможно палочкой, обычно уже после того, как был нанесен остальной орнамент. Они могли приходится на свободное от орнамента пространство, но могли накалываться и поверх него, что фиксируется часто. Из этого очевидно, что они играли какую-то совершенно особенную роль в орнаменте, не входя в его общую композицию, а наделяясь каким-то самостоятельным значением.

Композиция узора строилась из горизонтальных поясков-зон. Они могли быть заполнены оттисками гребенчатого или фигурных штампов, расположенных вертикально-наклонными рядами или поставленных в шахматном порядке. Завершают

!!pagebreak!!

[-37-]

узор наклонно-вертикальные столбики, выполненные горизонтальными оттисками штампов или ими же нанесенные треугольные фестоны. Среди штампов встречаются и писки в виде гребенки, полумесяца, уголка, ромба, овала, короткой волны. Ромбические и овальные штампы обычно внутри заштрихованы. Поддоны орнаментировались вертикально поставленными оттисками гребенчатого штампа или не орнаментировались вовсе.

Исследования на террасе (раскоп 2).

Главным вопросом при закладке раскопа на террасе был следующий: данные культурные остатки относились к поселению Тиутей-Сале 1 или это самостоятельный памятник? Вторым — каков был тип заселения этой площадки, ее функция?

Шурф А.(рис.3) Стратиграфия: 1 — слой дерна, 4 — 8 см; 2 — рыжевато-коричневый суглинок с рассеянными культурными остатками, от 4 до 20 см; основной культурный слой, черный, окрашенный древесным углем, мощность от 16 -- 20 до 30 см. Ниже этого слоя располагается мерзлота. Оба культурных слоя (коричневый и черный) содержали древесный уголь, фрагменты деревянных изделий, остатки костей животных. Зафиксирован деревянный брус, толщиной 10 см, погруженный в мерзлоту. На глубине 24 см от поверхности найден фрагмент обработанного рога северного оленя.

Шурф В (рис.3). Был заложен к северу от траншеи на самой границе расположения культурных остатков. Мерзлота здесь зафиксирована выше, культурный слой фрагментарен. На глубине 20 см обнаружено скопление халцедоновых отщепов, по-видимому, образовавшихся при высекании огня железным кресалом.

Шурф С (рис.3). Сразу под слоем дерна мощностью 2-4 см залегала водонепроницаемая глина без культурных остатков, сделавшая невозможным продолжение раскопок в этом месте.

Шурф Д (рисЗ). Стратиграфия: 1 — слой дерна до 6 см; 2 — стерильная глина от 6 до 13 см мощностью; 3 — культурный слой, сильно разрушенный карманами глины и мерзлотой, от 13 до 30 см. Ниже располагалась мерзлота. В культурном слое было обнаружено небольшое количество обработанной древесины, костей северного оленя и древесного угля.

Шурф Е (рис.3). Этот шурф продемонстрировал самую насыщенную концентрацию культурного материала и самую глубокую стратиграфию. Стратиграфия: 1 — дерновый слой, 4 см; 2 — слой коричневого суглинка, содержащего тонкие линзы угля, древесину и кости, мощностью 5-6 см; 3 — слои спрессованного мха, мощностью 2-3 см; 4 — темный углистый слой, фиксирующийся до глубины 28 см. Насыщенность этого слоя углем такова, что предполагает наличие здесь кострища. На глубине 10 см был найден осколок кремня, на глубине 17 см — фрагменты медных листочков и тонкая медная полоска, на глубине 20 см — челюсть песца, фрагменты ткани, похожей на войлок — на глубине 28 см. В обоих культурных слоях фиксировались фрагменты древесины.

Основные работы, произведенные в этой части памятника, были сосредоточены в траншее размером 6x2 м, заложенной с севера на юг вдоль 26 линии общей сетки координат раскопов на поселении (рис. 3) и разбитой на три квадратных участка 2x2 м (южный, центральный и северный). Частично в этой траншее также не уда-

!!pagebreak!!

[-38-]

Рис. 13. Профиль раскопа 2

!!pagebreak!!

[-39-]

Рис. 14. Раскоп 1. Наконечники стрел. Моржовый клык.

!!pagebreak!!

[-40-]

Рис. 15. Находки из раскопа 1: 1-деревянный колышек, 2-инструмент для плетения, 3-нож из моржового клыка, 4-рукоять железного ножа, 5-железное шило с костяной рукояткой

!!pagebreak!!

[-41-]

Рис. 16. Раскоп 1. Костяной ''нуклеус'' из моржового клыка.

лось достигнуть материкового грунта из-за мерзлоты, обильно просачивающейся воды и обрушивающихся стенок раскопа.

Стратиграфия раскопа (рис.3): 1а — слой современного тундрового дерна или растительности — 2-3 см; 1б — почвенный торфяной слой, варьирует в пределах от 2 до 10 см в так называемых почвенных карманах. Культурные слои представлены свитой 2: 2а, 2б, 2с — с основным количеством культурных остатков. Слой 2а — от 2 до 10 см толщиной, представляет собой торфянистый, довольно рыхлый горизонт, с небольшим количеством костей, но практически без древесины. В центральном квадрате в нем отмечена небольшая линза древесного угля. В этом же квадрате, между ним и следующим слоем 2б фиксируется тонкий, — до 1 см, небольшой по площади слой древесной щепы, в южном квадрате ему соответствует тонкий слой глины. Слой 2б — темнее и более плотный, в нем хорошо представлены остатки фауны, древесного угля, древесины. Мощность слоя различная -от 5-10 до 15-20 см. Местами фиксировались линзы 1 глины и почвы. Самый нижний слой 2с представлен почти исключительно культурными остатками, а именно, древесным углем, древесиной, костями животных, артефактами, фрагментами меха и т.д. В южном квадрате в этом слое особенно много костей песца и древесной щепы. В основании слоя 2с в центральном квадрате встречены очажные пятна диаметром 50-75 см. Они состоят из древесного угля, обожженных костей. Прокаленная красная земля, связанная с этими очагами, локализовалась в южном квадрате.

Никаких следов, связанных с конструкцией жилищ, не обнаружено. Отдельные деревянные столбики, толщиной 8-10 см, зафиксированные в вертикальном или наклонном состоянии, проходили сквозь всю толщу культурных напластований и не связаны с какими-либо сооружениями. Все наблюдения свидетельствуют, что эта площадка использовалась в один период и в качестве места производственной, или, вернее, хозяйственной деятельности. Зафиксированные остатки очагов также, по-видимому, принадлежали небольшим кострищам вне жилища. Несмотря па то, что находки концентрируются в основном в центральном квадрате, возле очагов, определенной системы ни по горизонтали, ни по вертикали они не образуют. Так, деревянные артефакты, включая наиболее тонко изготовленные, лучше всего представлены в слое 2с, причем в самом низу его. Небольшие кусочки кремня и халцедона, являющиеся отходами при высекании огня железным кресалом, встречены во всех слоях, то же можно сказать и о кусочках меди и железа, шлаков и так далее. Обнаружено только четыре фрагмента керамики от одного сосуда, что резко отличается от состава находок из раскопа 1.

!!pagebreak!!

[-42-]

Описание находок

Изделия из дерева. Наибольшее количество изделий из дерева происходит из центрального квадрата траншеи из слоя 2с. По-видимому, это связано с мерзлотными условиями, обеспечившими лучшую сохранность предметов, особенно это бросается в глаза при сравнении состава находок из раскопов 2 и 1, где количество и ассортимент предметов из дерева много беднее. В нижних частях культурных напластований (слои 2б и 2с) раскопа 2 обнаружено много полуфабрикатов, заготовок для изготовления предметов и их обломков. Среди законченных изделий наиболее часто встречаются детские игрушки или миниатюрные изделия: луки, стрелы, наконечники стрел, ложечки, фигурки водоплавающих птиц, волчок и так далее. Все они вырезаны из тонких дощечек железным ножом, поверхность некоторых из них слегка подшлифовывалась или заглаживалась.

Миниатюрные фигурки водоплавающих птиц (размер 5,7x1,5 см, 3,5x1,4 см), встречены в двух экземплярах. Оба происходят из нижнего слоя центрального квадрата, представляют собой изображения плывущих птиц в профиль (рис.22-12,13).

Миниатюрное деревянное изделие, возможно, модель нарт с крытой кабинкой в центре, происходит также из центрального квадрата, слоя 2с. Размер изделия 6,2x1,5 см (рис.22-11). Аналогичные изделия употребляются современными ненцами в качестве детских игрушек, из них составляют целый аргиш (караван) нарт.

Деревянная стрела и наконечники стрел (рис.21-2,5,7,8) выструганы из тонких дощечек в «натуральную» величину, то есть их размеры приблизительно соответствуют известным наконечникам из кости и железа. Наконечников стрел пять, четыре из них с пером листовидной формы и более или менее выделенным черешком, один с утолщением на конце, как бы имитирующим утяжеленный бронебойный наконечник. Подобные им по форме наконечники из кости и железа широко распространены в течении всей эпохи железа в северотаежной и тундровой зонах Западной Сибири и северного Приуралья. Один предмет выполнен в виде целой стрелы с наконечником вытянуто-ромбической формы. Острие наконечника повреждено в процессе использования.

Два заостренных с одного конца и обломанных с другого колышка также могли быть частями наконечников стрел или использоваться как-то иначе (рис.22-4,6).

Обнаружено два деревянных игрушечных лука (рис.21-1). Один из них выполнен более тщательно, размер его 25,2x1,3 см. На концах вырезаны углубления для закрепления тетивы, концы заострены в виде ромбов. Второй, размером 14,0x1,0 см, имеет просто заостренные концы. Подобные игрушечные луки в большом количестве встречены в комплексе городища Ярте 6, расположенного в нижнем течении р. Юрибей в центральном Ямале, и датированного концом 11 — 12 веком н.э. (с 1085-1086 по 1106 — дендрохронологические даты С.Г. Шиятова), (раскопки Н.В. Федоровой, 1995 -1996 гг.)

!!pagebreak!!

[-43-]

Рис. 17. Олений налобник из кости.

!!pagebreak!!

[-44-]

Рис. 18. Раскоп 1. Бронзовые изделия: 1 - зооморфная фигурка (медведь), 2 - крестовидные бляшки на кожанном ремешке, 3 - колоколовидная подвеска.

Часть игрушечного волчка, представленная вырезанным из тонкой дощечки кругом диаметром 3,5 см., с отверстием посередине (рис.22-3). В это отверстие должен был вставляться тонкий заостренный деревянный стержень. Подобные волчки также неоднократно фиксировались в комплексе городища Ярте 6.

Миниатюрные деревянные ложечки (рис.22-8-10), одна сохранилась почти полностью, — не хватает небольшого фрагмента черпака, две — во фрагментах. Все они были тщательно вырезаны, потом слегка подшлифованы. Черпаки ложек овальной формы, размером, насколько можно судить по сохранившимся частям, приблизительно 3,5x2,5 см. На плоской рукоятке сохранившейся ложечки — отверстие для подвешивания. Ложки, вероятно, также представляли собой детские игрушки, практически точно, вплоть до отверстия на рукоятке, копирующие деревянные и костяные ложки, употреблявшиеся в быту. Аналогичные ложечки, правда, выполненные не только из дерева, но и из кости, встречены в комплексе городища Ярте 6.

Деревянный миниатюрный предмет, по форме напоминающий полоз от нарты, но с одним отверстием для копыла (рис.22-5). Размер 11,5x1 см.

Две маленькие подпрямоугольные дощечки с круглыми отверстиями в центре, возможно, игрушечные поплавки, размер 7x2,5 см и 3x1,7 см. (рис.22-1.2).

Изделия из кости, рога и моржового клыка.

Изделия из кости, рога и моржового клыка немногочисленны по сравнению с их количеством в составе находок из раскопа 1. Они представлены костяным инструментом с деревянной рукоятью, ручкой инструмента из оленьего рога, наконечником стрелы, роговым острием, концевой накладкой сложного лука из рога и мо-

!!pagebreak!!

[-45-]

Рис. 19. Раскоп 1. Деревянный палаш.

лотообразным орудием из моржового клыка. Все они происходят из центрального и южного квадратов раскопа, из слоев 2б и 2с.

Костяной инструмент с деревянной рукоятью (рис.23-8). Насад выполнен из кости, имеет булавообразную форму, тщательно заглажен. Наверху вырезано отверстие. Плотно насажен на короткую, круглую в сечении деревянную рукоять.

Рукоятка из рога северного оленя с двумя отростками (рис.23-7), образующими упор для руки. Внутри полая.

Наконечник стрелы вытянуто-листовидной формы, острие обломано, черешок не выражен (рис.23-4).

Острие из рога, по-видимому, употреблялось как клин (рис23-3), один конец заострен, другой плоско срезан.

Концевая накладка на сложный лук, представляет собой пластину сложной конфигурации (рис.23-2). Один конец ее плоский с небольшим круглым отверстием, другой заострен, в середине выступающий паз для закрепления обмотки или тетивы. Костяные накладки на лук подобной формы есть в комплексе городища Ярте 6.

Молотообразное орудие из моржового клыка (рис.23-1) обломано с одного конца. Другой конец оформлен сколами в виде рукоятки.

!!pagebreak!!

[-46-]

Рис. 20. Раскоп 1. Керамика.

!!pagebreak!!

[-47-]

Рис. 21. Находки из раскопа 2: 1-игрушечный лук, 2-5, 7-8-игрушечные наконечники стрел, все - дерево, 6-фрагмент железного изделия.

!!pagebreak!!

[-48-]

Рис. 22. Находки из раскопа 2: 1, 2-изделия из дерева, 3-игрушечный волчок, дерево; 4,6,7-деревянные колышки, 5-полоз игрушечной нарты, дерево; 11-модель нарт с кабинкой, дерево; 12,13-фигурки водоплавающих птиц, дерево; 14-наконечник стрелы, железо.

!!pagebreak!!

[-49-]

Рис. 23. Находки из раскопа 2: 1-молотообразное орудие, моржовый клык; 2-накладка на лук, кость; 3-острие, рог; 4-наконечник стрелы, кость; 5-кресало, железо; 7-рукоятка, олений рог; орудие из кости на деревянной рукоятке. Находка из рскопа 1: 6-бронзовая личина.

!!pagebreak!!

[-50-]

Изделия из металла.

Изделия из меди и бронзы представлены в основном многочисленными фрагментами медных котлов, встречены во всей толще культурных напластований. Это преимущественно мелкие кусочки стенок или верхних частей котлов, один раз встречена дужка из круглого медного дрота с расплющенными концами, в которых пробиты отверстия. Две пластинки, вырезанные из стенок котлов, употреблялись как подвески — они нанизаны на кожаные ремешки, причем одна из них вместе с лапчатой подвеской из белой бронзы. Лапчатая подвеска вытянута по вертикали, оформлена по краям имитацией витого канта. Подобные подвески употреблялись на севере Западной Сибири в начале 2 тыс. н.э. (Чернецов, 1957, с.201, табл. ХХУ111, рис. 19-21), можно сказать, что они входят в постоянный «гарнитур» украшений 12-14 вв.

В культурных напластованиях раскопа 2 собрано довольно много обломков железных предметов, иногда крупных, возможно, от топора. Все они сильно коррозированы, утратили первоначальную форму. Более или менее целые изделия представлены двумя наконечниками стрел и прямоугольным двулезвийным кресалом. Наконечник стрелы ромбической формы, довольно крупный (рис.22-14), происходит из культурного слоя шурфа Е. Подобные наконечники широко распространены на севере Прикамья, северо-востоке Европы и севере Западной Сибири в начале 2 тыс. н.э. (библиография обширна, см. например: Завьялов, 1988, с. 138, табл.1У; Чернецов, 1957, с.237, табл. X 111, рис. 3).

Наконечник стрелы типа «срезень», очень плохой сохранности, происходит из подъемного материала из разрушенной части раскопа. Время и территория бытования этих наконечников очень широки — от конца 1 тыс. н.э. до 17 в. н.э. (Чернецов, 1957, с.237, табл.ХLIII рис. 6; Белов, Овсяников, Старков, 1981, с. 136).

Кресало прямоугольное двулезвийное (рис.23-5) найдено в верхней части культурных напластований (слой 2а) центрального квадрата. Подобные кресала известны в вымских (Савельева, 1987, с. 62) и родановских (Голдина, Кананин, 1989, с. 188) памятниках 12-14 вв. Употреблялись они и на севере Западной Сибири (Могильников, 1987, с.340, табл. ХС11, рис. 8).

Кроме металлических изделий и их фрагментов, в культурном слое раскопа собрано несколько кусков шлака и фрагменты тиглей. Это является свидетельством наличия какой-то, пусть незначительной, металлообработки у обитателей поселения.

Изделия из камня.

Изделия из камня крайне немногочисленны, а отходы в основном представлены сколами с кремневых и халцедоновых галек, полученных в процессе высекания огня железным кресалом. Кроме того, обнаружено несколько точильных брусков. Интересны находки двух фрагментов круглых скребков из черного сланца и отходов их производства. Подобные скребки составляют одну из самых массовых категорий находок на городище Ярте 6, где они употреблялись для обработки шкур. Надо отметить, что

!!pagebreak!!

[-51-]

выходы этого сланца есть на р. Юрибей, в районе же мыса Тиутей данное сырье является привозным.

Керамика из раскопа, как уже упоминалось, крайне немногочисленна, представлена четырьмя мелкими фрагментами от одного сосуда, относящегося к тому же типу, что и керамика раскопа 1.

Анализ состава находок из культурных напластований раскопа 2 позволяет придти к определенным выводам. Сравнение его с составом находок из раскопа 1 показывает, что наибольшее сходство обнаруживается с артефактами из слоя, отнесенного нами ко второму периоду обитания: то же большое количество фрагментов от медных котлов, малое число предметов из кости и камня, почти полное отсутствие керамики. Таким образом, подтверждается гипотеза о том, что эти культурные остатки являются частью поселения Тиутей-Сале 1, и связаны со вторым периодом обитания на нем. Большое количество деревянных изделий, являющееся особенностью культурного слоя раскопа 2, позволяет провести столь важные и для хронологических изыскании, и для понимания общих процессов культурогенеза в Ямальских тундрах аналогии с комплексом городища Ярте 6. Кроме того, состав находок из раскопа 2 позволяет говорить о разнообразной хозяйственной деятельности обитателей поселения: от производства домашней утвари и детских игрушек до работы с металлом. Присутствие большого количества нерасчлененных песцовых скелетов предполагает их добычу на пушнину, необходимую для обменных отношений.

!!pagebreak!!

[-52-]

АРХЕОЗООЛОГИЧЕСКИИ МАТЕРИАЛ И ПАЛЕОЭКОЛОГИЧЕСКИЕ РЕКОНСТРУКЦИИ

Описание археозоологического материала

Сбор костных остатков в процессе раскопок проводился аналогично сбору археологических материалов. Вся собранная коллекция была разбита на три различные группы, согласно залеганию в слоях. Две группы происходят из датированных слоев: 6-8 вв. н.э. и 12-14 вв. н.э. Третья группа имеет очень широкую дату - 6-14 века, так как собрана из разрушенных участков культурного слоя. Характеристики этого смешанного комплекса не противоречат данным, полученным по «чистым» комплексам. Окрашенность почти всех костей колеблется от светло-коричневой до темно-коричневой, немного костей коричневато-желтого цвета. Последние связаны с линзами опесчаненного культурного слоя. Исключение составляют кости грызунов, которые имеют «свежий» вид и все происходят из верхний слоев (табл. 3), куда попали недавно. Остальной материал в целом имеет одинаковый тип сохранности и не содержит поздних материалов.

!!pagebreak!!

[-54-]

Собака (Canis familiaris L., 1758). Собаке принадлежит 4 кости: из комплекса 6-14 веков — целая нижняя челюсть полувзрослой особи и фрагмент ребра и из слоя 12-14 веков — целый С1/ и диафиз большой берцовой кости. Они происходят от 2 особей — взрослой и полувзрослой среднего размера.

Волк (Canis lupus L., 1758). Остатки волка найдены во всех слоях. В слое 6-8 веков найден верхний конец с диафизом метакарпальной кости. В слое 12-14 веков найдены: целая лучевая, нижние концы плечевой и большеберцовой костей, верхний конец метатарса, целые первая и вторая фаланги. В комплексе 6-14 веков найдены: нижняя челюсть с отломленным концом коронарного отростка, целый С/1, фрагмент ребра, целая берцовая без верхнего и нижнего эпифизов и диафиз локтевой кости. Метатарзальная кость подверглась действию пищеварительных ферментов; плечевая, локтевая и фаланга 2 погрызены. Берцовая кость принадлежит особи в возрасте нескольких месяцев, то есть добытой летом-осенью.

Песец (Alopex lagopus L., 1758). Этому виду принадлежит наибольшее количество костных остатков (табл. 4). Подавляющее большинство их происходит из слоя 12-14 веков. Из всех слоев кости имеют одинаковый тип сохранности.

В слое 6-8 веков не найдено остатков осевого скелета (табл. 5), что, вероятно, связано с малым объемом выборки. Имеются кости от задней лапы от щенка 1-2 месяцев и передней лапы от щенка 3-4 месяцев; у одной нижней челюсти начинают прорезаться С/1 и М/1, у другой — начинается смена D/1-4, у двух челюстей эта смена только что произошла. Кости слабо раздроблены: все нижние челюсти, таз, одна лучевая, одна локтевая, бедренная, берцовая и метаподия — целые, остальные - или половинки костей, или целые эпифизы. Следы погрызов на трех костях. Эти

!!pagebreak!!

[-55-]

данные позволяют заключить, что добывались звери с первой возрастной стадии, у которой шкурку уже можно использовать (слепушонка или копанец) и промысел велся все лето и осень (Млекопитающие Советского Союза, 1967, 244). Тушки добытых зверей приносили на поселение и здесь обдирали.

В таблице 6 приведены данные о соотношении костей разной степени раздробленности из слоя 12-14 веков. Большая часть костей целые или представлены крупными фрагментами. Причем, судя по характеру их разрушения, они сломались уже в слое или были обгрызены хищниками. То же относится и к мелким фрагментам. Следов разделки на костях не обнаружено. Без сомнения, почти все кости первоначально были выброшены в виде тушек, а затем уже происходила их фрагментация под действием естественных факторов. Раскопом было вскрыто место, куда выбрасывали тушки после снятия шкурок. При этом хвостовая часть позвоночника вытаскивалась из хвоста, а фаланги оставлялись на тушке, так как на нижних суставах метаподий следов их отрезания нет. Очень малое количество фаланг среди костей (см. Прило-

!!pagebreak!!

[-56-]

жение 6), вероятно, связано с тем, что из-за мелких размеров их трудно было обнаружить во время раскопок.

Характер раздробленности костей из комплекса 6-14 веков аналогичен таковому из слоя 12-14 веков. В материалах из обоих слоев есть единичные кости щенков в возрасте от одного до нескольких месяцев, а также отдельные челюсти с D/1-4. Однако почти все челюсти имеют уже постоянные премоляры. Таким образом, промысел песца в 12-14 веках также начинали очень рано (стадия слепушонка или копанец), по подавляющее большинство среди добытых составляют взрослые особи и небольшое количество молодых с только что сменившимися зубами (стадия синяка). Это подтверждают и результаты изучения слоистых структур в корне клыков (Клевезаль, 1988). У пяти клыков возраст определен 1 + , но сезон добычи определить не удалось. Один клык принадлежал взрослой особи, добытой летом-осенью. Все эти данные позволяют полагать, что пик промысла приходился на сентябрь-октябрь и он имел товарный характер.

Белый медведь (Ursus maritimus Phipps, 1774). По количеству остатков этот вид на четвертом месте среди млекопитающих (табл. 4).

Комплекс 6-8 веков. Здесь представлены все элементы скелета, среди которых преобладают кости дистальных отделов конечностей (табл. 5). Следов погрызов немного. На целой нижней челюсти и фрагментах черепа следов разделки нет. На первом шейном позвонке имеется глубокий порез на вентральной дуге, переходящий на правую краниальную суставную поверхность и след сильного удара сверху вниз по правой каудальной суставной поверхности, отрубивший ее латеральный край. На одном ребре след отрубания па верхнем и нижнем концах. Лопатка представлена отбитой остью и суставной впадиной с отбитой нижней половиной. Плечевой кости принадлежит фрагмент отбитого нижнего конца, разрубленного поперек длинной оси блока. Неприросшая головка бедра разрублена сбоку. У лучевой разрублен вдоль неприросший эпифиз. У большой берцовой кости разрублен саггитально неприросший верхний эпифиз. На нижнем конце малой берцовой два параллельно идущих спереди назад пореза на фасетке для сочленения с астрагалом. Пяточная кость представлена отрубленной нижней половиной. У одной из дистальных карпальных костей срублена часть верхней фасетки. Три метаподии из четырех сломаны по середине диафиза. Один нижний конец расколот вдоль; у одного верхнего конца срублена сбоку часть верхнего сустава. На фалангах следов разделки не найдено.

Кости происходят как минимум от одной молодой, одной полувзрослой и трех взрослых особей, из которых по крайней мере одна была самкой.

Комплекс 12-14 веков. Он включает кости всех отделов скелета, но существенно преобладают остатки дистальных отделов конечностей (табл. 5). Среди костей черепа есть подъязычная кость. У одной нижней челюсти на внешней стороне коронарного отростка имеются порезы. Головки отрублены у двух и отломлены у трех ребер; одно ребро разрублено посередине; у двух ребер имеются порезы у верхнего конца и по середине. У одной малой берцовой кости на нижнем конце срублен сустав для сочленения с астрагалом. На дистальной и проксимальной карпальных порезы на боковых сторонах; одна карпальная разрублена. Среди метаподии у одной отбита часть нижнего конца. У одной сезамовидной кости имеются порезы на задней поверхности. На двух первых фалангах частично отрублены нижние концы и у одной — верхний конец. Одна метаподия и четыре первые фаланги кальцинированы. У одной второй

!!pagebreak!!

[-57-]

фаланги отрублена большая часть нижнего конца и у одной третьей фаланги частично отрублен сустав. Погрызы хищниками немногочисленны. Сохранились два роговых чехла коггевой фаланги.

Кости принадлежат минимум одной полувзрослой и пяти взрослым особям, из которых большая часть самки.

Комплекс 6-14 веков. Это самая многочисленная выборка, в которой есть все элементы всех отделов скелета, но преобладают, как и везде, части дистальных отделов конечностей (табл. 5). Следы разрубания имеются на теле затылочной кости около основания левого мыщелка. Одна нижняя челюсть имеет вертикальный порез немного кзади от челюстного отверстия и одна представлена фрагментами зубного ряда со следами ударов вдоль по телу челюсти. У двух атлантов имеются порезы на поверхности краниальных суставов; у третьего — на поверхности вентральной и дорсальной дуг и на краю краниального сустава. Два шейных позвонка представлены фрагментами тела, разрубленными вдоль. Грудному позвонку принадлежит остистый отросток с дугой, отрубленные параллельно плоскости каудальных суставов. Один фрагмент ребра с отрубленной головкой; четыре — со следами разрубания посередине и один разрублен посередине и отрублен от грудины. Грудина представлена рукояткой с отрубленной боковой частью верхнего конца и пореза на передней стороне. У лопатки отбита ость и отрублена нижняя часть суставной впадины. Один фрагмент плечевой кости имеет след удара по середине диафиза, второй является нижней половиной кости с отрубленными в саггитальной плоскости медиальным мыщелком. Бедру принадлежит отрубленный в поперечной плоскости фрагмент блока. Один фрагмент диафиза лучевой кости имеет многочисленные следы поперечных ударов по передней стенке, а второй является отрубленным медиальным краем нижнего конца. Один фрагмент большой берцовой кости является бугром, срубленным в поперечной плоскости. На нижней стороне держателя астрагала левой пяточной кости след сильного удара. У правой таранной кости сколоты: медиальная половина головки и почти весь медиальный гребень, верхний край блока и нижний край наружной пяточной фасетки и латерального гребня. На третьей запястной кости сколота часть медиальной стороны; у четвертой запястной кости имеются порезы на дистальном суставе; у четвертой заплюсневой кости отбита медиальная половина и порез на задней поверхности; у центральной кости заплюсны косые порезы на медиальной фасетке. У четвертого метатарса порезы на переднем и заднем краях верхнего сустава; у первого метатарса сколот передний край верхнего конца с частью стенки диафиза. Две метаподии представлены сколотыми фрагментами верхних концов с частью стенок диафиза; пять метаподии представлены сколотыми фрагментами нижних концов. У одной метаподии сколот верхний конец и часть нижнего и шесть метаподии представлены отбитыми дистальными половинами. У трех первых фаланг отбиты фрагменты с боковой стороны, у двух — дистальные края нижнего сустава. У одной второй фаланги отбит передний край верхнего конца. У одной третьей фаланги отбит боковой край верхнего конца и порез на его нижней стороне. Погрызы хищниками относительно немногочисленны, но имеются даже на ногтевой фаланге. Одна карпальная и два фрагмента метаподии кальцинированы и один обгорелый.

Кости принадлежат как минимум двум молодым, двум полувзрослым и шести взрослым (из них 2 самца и 4 самки) особям.

!!pagebreak!!

[-58-]

Промысел велся, естественно, на том или ином расстоянии от поселения, на которое приносили части туши и шкуру (табл. 5). На основании анализа полового и возрастного состава добытых животных можно полагать, что охота велась на активных, а не спящих в берлоге особей. В противном случае, при весомой доле в добыче самок, можно было бы с большой долей вероятности ожидать находок костей подсосных медвежат. Имеющиеся остатки молодых особей принадлежат животным в возрасте нескольких месяцев, то есть уже покинувших берлогу и добытых весной-осенью. Анализ следов разделки на костях показывает, что ее технология была одинаковой во все периоды. Шкура могла сниматься как с головой и лапами, так и без них. Голова отрубалась или, чаще, отрезалась вместе с первым шейным позвонком. Ребра отрубались от позвонков, а позвоночник разрубался на части. Отрезались передние конечности с лопаткой и отрубались от таза задние конечности. Вероятно, эти крупные части и доставлялись на поселение. Здесь происходила дальнейшая разделка: отрубалась лопатка от плечевой кости, разрубался локтевой сустав, разрубался коленный сустав. Затем разбивались в области диафиза трубчатые кости, ребра отрубались от грудины и разрубались на части, иногда отрезалась нижняя челюсть от черепа. Лапы, независимо от того, оставлялись на шкуре или нет, отделялись от конечностей одинаково. Чаше всего они отрубались и (или) отрезались в запястном и заплюсневом суставе целиком; реже отрезались или отрубались только фаланги без метаподий, причем довольно часто при этом у метаподий отламывали нижние концы; иногда отрубались вместе с метаподиями и первые фаланги и очень редко отрубались и вторые фаланги и оставлялись только когти. В последнем случае можно говорить и обратное, — что от лап отрубались когти. Разнообразие способов отделения лап свидетельствует о том, что устойчивая традиция этих действий в то время еще не сформировалась.

Среди остатков преобладают дистальные отделы конечностей (метаподий и фаланги). Такое количество указывает на то, что лапы специально хранились в одном месте и это место, вероятно, было в районе раскопа. Костей головы относительно немного, но среди них большинство составляют целые нижние челюсти и имеются подъязычные кости. Это говорит о том, что в слой они попали от целых голов, которые, вероятно, хранились в специальном месте, неподалеку от места раскопа. Таким образом, имелись места на поселении, где хранились головы и лапы медведей. Скорее всего, это было одно место и, возможно, на нем хранились шкуры. Но последнее предположение наименее обосновано. При последнем уходе с места поселения головы и лапы были оставлены на своем месте. Возможно, люди думали еще вернуться. Но скорее всего, они были оставлены преднамеренно, так как это имело место в оба периода заселения мыса, то есть люди дважды «забывали» забрать их с собой. Надо думать, что это были стационарные жертвенники типа избушек или помостов, где хранились головы и лапы (со шкурами?). В случае открытых жертвенников свежие кости, после ухода осенью людей, привлекали бы хищников (волк, песец, росомаха) и были бы растащены или изгрызены. Следов погрызов немного, то есть, когда кости стали доступны для хищников, они уже мало интересовали их. Это стало возможным через значительное время после того, как люди навсегда покинули поселение и стационарные жертвенники разрушились. Вероятно, только самые поздние жертвоприношения привлекли хищников.

Найдено 5 изолированных клыков и 2 клыка в нижних челюстях. Никаких следов обработки или использования на них не обнаружено. Имеются следы преднамерен-

!!pagebreak!!

[-59-]

ного, по нашему мнению, сжигания лап медведя. В двух случаях были найдены скопления кальцинированных костей, среди которых определены только фрагменты фаланг и метаподий. Все единичные обгорелые или кальцинированные кости медведя также представляют собой элементы лап, причем как передних, так и задних. Мелкая фрагментация кальцинированных костей указывает на то, что они попадали в огонь с мягкими тканями. Кальцинация костей наступает при длительном нахождении в огне. Случайное попадание в огонь одновременно нескольких фаланг и метаподий с мягкими тканями, длительное их там нахождение, а затем сохранение в одном скоплении крайне маловероятно. Это возможно только как результат преднамеренных действий человека и позволяет считать существовавшим у обитателей, поселения, обрядов, включавших сжигание лапы белого медведя.

Мясо белого медведя использовали в пищу. Кости при этом разрубали и затем выбрасывали. Часть из них, вероятно, попадала собакам. Это указывает на отсутствие особого отношения к костям туловища и конечностей (кроме лап). В оба периода существования поселения соотношения остатков разных отделов скелета близки (табл. 5); сходны половой и возрастной состав добычи и способы разделки, что делает возможным предположение об однотипных приемах промысла, транспортировки и утилизации добытых животных. Имеющиеся материалы позволяют говорить о существовании определенного медвежьего культа у населения древнего Тиутей-Сале 1, но не в таком развитом виде, как это имеет место у современных угров.

Морж (Odobenus rosmarus L., 1758). Остатки этого вида наиболее многочисленны в слое 6-8 веков (16,9%), а в остальных комплексах его доля ниже (табл. 4). Среди частей скелета везде преобладают дистальные отделы конечностей (табл. 5). Следы разделки на костях не имеют какой-либо специфики в разновременных комплексах, поэтому они описываются для всей выборки. Три крупных фрагмента черепа имеют следы разрубания перед глазницами или между ними. Остальные фрагменты являются отрубленными частями разных отделов. Из 57 клыков только два целых, остальные — отщепы. У одного первого шейного позвонка порезы на краниальном суставе и один шейный позвонок представлен отрубленным суставным отростком. У одного ребра отрублена головка, три ребра разрублено посередине и у одного — следы резания по середине тела. Две лопатки разрублены вдоль, у четырех отрублены нижние края суставной впадины и одна разрублена поперек. Два таза представлены отрубленными лонными костями. Следы разрубания на диафизе и у верхнего конца одной плечевой кости и два фрагмента диафиза отбиты. Среди бедренных три отрубленных фрагмента нижнего эпифиза. У всех локтевых отрублены верхние концы по блоковой вырезке. У пяти лучевых костей отрублены верхние концы. Две большеберцовые представлены отрубленными фрагментами верхнего конца. Среди тарзальных костей две разрублены, на одной след удара; отрублен бугор пяточной кости. У четырех метаподий следы отрубания и отрезания на нижних концах и у четырех — на верхних. На диафизах двух первых фаланг следы разрубания. Большая часть фаланг и метаподий и многие другие кости погрызены хищниками. По этим данным разделку туши моржа можно реконструировать следующим образом. Голова отрубалась и (или) отрезалась от первого шейного позвонка, затем разрубалась поперек, вырубались клыки и она разрубалась на части. Передняя конечность отрезалась с лопаткой, которая отрубалась в плечевом суставе и разрубалась вдоль и поперек; затем конечность разрубалась в плечевом суставе и отрубались или отрезались ласты. Ребра отрезались или отрубались от

!!pagebreak!!

[-60-]

позвонков. Позвонков туловища найдено всего 11, что позволяет предполагать, что позвоночник оставляли на месте первичной разделки. Таз отрубался от крестца и разрубался. Задняя конечность разрубалась в коленном и тарзальном суставах. Крупные части туши, в том числе и ласты, разрезались и разрубались на более мелкие куски.

Судя по размеру клыков, добывались и самцы, и самки. Имеется относительно много костей детенышей в возрасте 1-2 месяцев, тушки которых, вероятно, целиком приносили на поселение и здесь разделывали, разрезая по суставам. Добыча животных велась в июле-августе на береговых лежбищах.

Морской заяц (Erignatbus barbatus Erxleben, 1777). Этому виду принадлежит плечевая кость от особи в возрасте нескольких месяцев, то есть добытая летом.

Нерпа кольчатая (Phoca hispida Schreberg, 1775). Кости этого вида немногочисленны, но найдены во всех слоях (табл. 3, 4). Среди остатков имеются кости всех отделов скелета. Почти все они принадлежат взрослым особям, но есть несколько костей полувзрослых особей. Кости слабо раздроблены, погрызов собаками немного. Позвонки, ребра, локтевые, бедренные кости и череп представлены фрагментами; все карпальные, тарзальные кости и фаланги — целые; целые также 5 из 8 метаподий, 2 из 3 плечевых, 1 из 2 лопаток и 2 из 7 лучевых. Разделка туши реконструируется следующим образом: ребра отрубались, позвоночник разрубался на куски; передняя конечность отрезалась с лопаткой, а затем разрубалась по лопатке или плечевой кости, по середине лучевой и локтевой костей и по метаподиям; задняя конечность отрубалась по бедренной кости и, вероятно, по берцовой и по метаподиям.

Целенаправленный промысел этого вида не велся. Добывались, по всей видимости, отдельные особи, заходившие в устье реки.

Северный олень (Rangifer tarandus L., 1758). Этот вид по количеству остатков занимает второе место среди млекопитающих (табл. 3, 4). Характерной особенностью его остатков является практически одинаковое соотношение частей скелета во всех трех комплексах (табл. 5). Следует отметить, что погрызов и следов разделки на костях относительно мало. Анализ показал один и тот же характер их расположения на костях во всех выборках. Поэтому реконструкция утилизации туши приводится для обобщенной выборки.

Рога представлены только фрагментами, причем большая часть их имеет следы обработки. От черепа и нижней челюсти также имеются только фрагменты. На фрагментах черепа имеются следы разделки, указывающие на вырубание рогов вместе с частью черепа и отрубание верхней челюсти. Нижняя челюсть представлена почти исключительно диастемно-резцовыми отделами, зубными рядами и их фрагментами и восходящими ветвями. Единичные позвонки, в том числе атланты, целые, а большая часть — фрагменты. У ребер отрублены или отломлены головки и большая их часть разбита на части. Лопатки разбиты на части, причем почти у всех суставных впадин отрублены верхняя или нижняя части. У тазовых костей отрублены крылья подвздошной кости; большая часть суставных впадин разрублена в поперечной плоскости; разрублены тела седалищной и лонной костей. У трубчатых костей обычно разрублены в дорсальной или медиальной плоскостях верхние и нижние эпифизы; отбиты верхние и нижние концы; почти все диафизы разбиты на фрагменты. У пяточных костей отбиты бугры; отбиты держатель астрагала или разбито тело. Часть карпаль-ных, таранных и центротарэальных костей разрублены. У метаподий отбиты и (или) разбиты верхние и нижние концы и почти у всех — диафизы. Все первые и вторые

!!pagebreak!!

[-61-]

фаланги главных пальцев разбиты; обычно ударом скалывалась часть верхнего конца и стенка диафиза. Третьи фаланги главных пальцев отсутствуют.

Несомненно, вначале снималась шкура. Голова отделялась за вторым шейным позвонком или отрубалась по нему. У части черепов вырубались рога; нижние челюсти иногда отрезали, но чаще отбивали (отрубали?) по основанию восходящей ветви. Тело нижней челюсти разбивалось для извлечения содержимого. Позвоночник разрубался на части. Ребра отрубались от позвонков и от грудины и разрубались. Передняя конечность отрубалась с лопаткой, затем разрубалась (редко — ломалась) в плечевом суставе, разрубалась по локтевому суставу или над ним и разрубалась в запястном суставе. Задняя конечность отрубалась от крестца с частью таза, затем разрубалась но тазобедренному суставу или под ним, разрубалась по коленному суставу или над ним и разрубалась в скакательном суставе. Все трубчатые кости разбиты в области диафиза. Очень небольшая доля костей дистальпых отделов конечностей (табл. 5) позволяет сказать, что они снимались вместе со шкурой и дальнейшая их утилизация происходила вне исследованной части поселения. Они отделялись от шкуры и метаподии, первые и вторые фаланги разбивались для извлечения костного мозга.

Среди отделов скелета фрагменты черепа составляют небольшую часть и их меньше, чем у какого-либо другого вида (табл. 5). Рога представлены 46 фрагментами, причем почти все они имеют следы обработки орудиями. Это позволяет полагать, что большая часть рогов оставалась на головах, а головы разделывались или хранились в каком-то определенном месте. Вероятно, часть их была использована для жертвоприношений, но не вместе с головами белого медведя (см. выше), так как в этом случае они должны были быть тоже в большом количестве.

Можно полагать, что добыча оленей производилась на озеро-пойменных низинах к северу и северо-востоку от поселения. Добывались почти исключительно особи старше 2-3 лет. На месте добычи снимали шкуру с ног и разделывали тушу на крупные части. Все это транспортировали на поселение, где и происходила окончательная утилизация. Вероятно, имелось специальное место по обработке шкур, где отделялись метаподии и фаланги и происходило их потребление. Головы частью, возможно, попадали на специализированное святилище. Судя по малочисленности находок отходов отработки рогов, для этого на поселении тоже было определенное место.

Сезон забоя можно установить по нескольким признакам. Имеются рога самок, которые были отломлены от черепа, то есть чуть раньше их естественной потери. Сброс рогов у них бывает в первые дни после отела (Млекопитающие Советского Союза, 1961, с.349), значит, эти рога принадлежат самкам, добытым сразу после отела — в начале июня. Имеются нижние челюсти с прорезающимся М/1 и лучевые кости с едва приросшим верхним эпифизом. Такое состояние зубной системы нижней челюсти и верхнего эпифиза лучевой кости бывает в возрасте 3-4 месяцев (Акаевский, 1939; с.124 Млекопитающие Якутии, 1971, с.583), то есть в сентябре-октябре месяце. Таким образом, промысел северного оленя велся с июня по октябрь.

У населения поселения Тиутей-Сале 1 были домашние олени, на что указывает находки полоза нарты и оленьего налобника. Однако по имеющимся костным остаткам невозможно определить, есть ли среди них кости домашней формы. Если и есть, то очень немного, так как крупнотабунное оленеводство сформировалось много позже, и вряд ли забивали на еду немногочисленных домашних особей. Возможные остатки могут принадлежать случайно погибшим особям.

!!pagebreak!!

[-62-]

Птицы. Почти все кости принадлежат гусеобразным, которые в массе добывались населением во все времена. Промысел велся в основном, вероятно, линных особей в июле-августе (см. работу А.Е. Некрасова в Приложении). Интересно отметить, что при употреблении крупных гусей у длинных трубчатых костей обламывались оба конца. Так же сейчас делают и ненцы.

Рыбы. Все кости принадлежат лососеобразным, вероятно, омулю и сиговым. Они ловились в единичных экземплярах и не играли какой-либо роли в питании населения поселения. Связано это с отсутствием эффективных орудий лова. В условиях многолетней мерзлоты невозможно использовать традиционные для таежной зоны и очень производительные запорные сооружения. Ловушки типа морд без запоров малоэффективны. Для ловли рыбы в больших количествах в реках и озерах Ямала нужны сети большого размера, каковых в то время не было. Вероятно, ловля рыбы жителями поселения производилась индивидуальными (удочки, остроги) и (или) небольшими стационарными (морды, маленькие сети) орудиями.

Анализ археозоологического материала. Мы более подробно остановимся на млекопитающих, хотя наряду с ними одним из источников мясной пищи и в 6-8 и в 12-14 веках были гусеобразные птицы. Среди млекопитающих основными промысловыми животными в оба периода были белый медведь, морж и северный олень (табл. 4). Соотношение остатков основных отделов скелета можно считать одинаковыми (табл.5). Это свидетельствует о том, что и в тот, и в другой период на поселение приносили одни и те же части туши и, соответственно, значение каждого вида в мясном рационе оставалось неизменным. Количество остатков из слоя 6-8 веков невелико, поэтому оно может быть случайным. Если же оно отражает реальное соотношение остатков, то можно говорить о равных долях белого медведя, моржа и северного оленя. В слое 12-14 веков соотношение другое (табл. 4). Здесь, несомненно, основу мясного рациона составляло мясо северного оленя, а роль моржа и особенно белого медведя была ниже. В оба периода было велико значение птицы и очень мало — тюленей и рыбы.

В 12-14 веках резко увеличивается промысел песца и его остатки составляют большинство (табл. 4). При этом, возможно, меняется способ доставки шкурок на поселение. В материалах 6-8 веков нет костей осевого скелета, тогда как в слое 12-14 веков их много (табл. 5). Возможно, в более ранний период на поселение приносили в основном шкуру с головой и ногами, а позднее в большом количестве приносили тушки целиком. Такое большое количество остатков в слое 12-14 веков, большая часть из которых целые (табл. 6) или разрушены естественными факторами, указывает что добывались они не в пищу. Несомненно, это свидетельство товарного характера промысла песца.

Археологические и археозоологические данные, особенности экологии промысловых видов и использование этнографических параллелей позволяют реконструировать методы охоты. Щенков песца начинали добывать еще на норовищах. Для этого могли использовать петли, ловушки давящего типа и лук. Позднее (в сентябре-октябре), после ухода щенков из норовищ, добычу могли вести ловушками давящего типа или луком. Взрослых моржей добывали оружием типа копий или топорами; сеголеток могли убить даже палкой. Добыча белых медведей велась также оружием типа копья и стрелами с хорошими наконечниками. Северного оленя добывали скорее всего с помощью лука. Линных гусей добывали скорее всего на берегу, забивая палками.

!!pagebreak!!

[-63-]

Промысел велся с помощью собак средних размеров. В обоих слоях много когтей, особенно моржа и северного оленя, со следами погрызов собакой. То есть и в 6-8 веках использовалась собака, а отсутствие ее остатков связано с малым объемом выборки (табл. 3). Именно малое количество остатков собак свидетельствует, что они были охотничьими, а не транспортными животными.

Норовища песца располагались по периметру в высоких террасах, то есть к югу и востоку от поселения. Белый медведь и морж обитали на побережье, а северный олень и гуси концентрировались в озерно-пойменных низинах, то есть к северу и северо-востоку от поселения. Из-за действия фактора беспокойства они вряд ли приближались к поселению ближе, чем на 1-2 километра. Таким образом, промышляли животных вдали от поселения и первичную разделку, за исключением птиц и песца, производили на месте добычи. Технология первичной разделки была одинакова для всех видов в оба периода. У туш отрубалась голова, ребра, передние и задние конечности. Последние и позвоночник еще разрубались, причем конечности по суставам. Первичная разделка, судя по следам, велась с помощью топора. Разделка кусков при приготовлении пищи производилась топором и ножом. Топором разрубались трубчатые, тазовые, лопаточные кости и части позвоночника моржа и белого медведя. Вторичная разделка частей северного оленя вполне могла производиться и ножом. Части туш тюленей и совсем молодых моржей готовились целиком и их кости не разбивались для извлечения костного мозга. Нижние челюсти, метаподии, первая и вторая фаланги северного оленя и трубчатые кости его, белого медведя и моржа разбивались для извлечения костного мозга. На основании большого количества фрагментов черепа, метаподии и фаланг моржа и меньшего количества других частей скелета можно полагать, что от добытых животных всегда приносили головы (для получения клыков) и ласты, а с большей части туши срезали только мясо.

Соотношение остатков отделов скелета северного оленя и белого медведя имеет ряд особенностей. Они позволяют допустить существование особого места хранения (или разделки?) голов северного оленя вне исследованной части поселения и особого места хранения голов и лап (шкур?) белого медведя вблизи этой части. Часть лап была предварительно сожжена. Следует подчеркнуть, что техника отрезания лап медведя, вероятно, еше не устоялась, а особого отношения к другим его костям не отмечено. Все это с большой долей вероятности позволяет предположить существование у населения обрядов, производимых с головой северного оленя и лапами (шкурой?) белого медведя.

Следы специальной обработки для изготовления орудий имеют только кости моржа (см. статью Н.А. Алексашенко в Приложении). Отсутствуют специально подготовленные заготовки для стрел из метаподии северного оленя, характерные в это время в лесной зоне.

В целом археозоологические материалы позволяют характеризовать жителей поселения в оба периода как типичных охотников, а сезон их обитания — июнь-сентябрь.

Палеоэкологические реконструкции. Основой для них послужили четыре источника: палинологические данные (см. статью Н.К. Пановой в Приложении), макроостатки растении, фаунистические данные и дендроклиматологические реконструкции (Хантемиров, Сурков, 1996, с. 270). Данные споро-пыльцевого анализа указывают на существование кустарниковых типов тундр во врем функционирования поселений,

!!pagebreak!!

[-64-]

то есть сдвиг природных комплексов на одну подзону к северу — существование субарктических тундр на месте арктических. Об этом же свидетельствуют макроостатки растении. В обоих слоях найдены ветки кустарниковой березы. В настоящее время она растет почти на сто километров южнее. Несомненно, что жители поселения не ходили за ней за десятки километров, а собирали около жилищ. Дендроклиматические реконструкции дают более конкретную характеристику климата прошлого. По этим данным климат в 7 и 12 веках был более теплым и, вероятно, более сухим, чем средний климат нашей эры, в том числе и современный. Такой климат не вызывал существенных изменений в жизненных циклах основных промысловых видах животных. Вероятнее всего, только раздвигал сроки вскрытия и замерзания рек и моря, схода и формирования снежного покрова. Вследствие этого, вероятно, несколько раньше начинались кочевки северного оленя в тундру и позднее — из тундры, а также, вероятно, раньше формировались лежбища моржей. Видовой состав костных остатков (табл. 3) не отличается от состава современной фауны. Несомненно только, что в то время численность промысловых видов была значительно выше, чем сейчас. Ландшафт остался неизменным и распределение промысловых видов соответствует современному. Вследствие термокарстовых явлений и абразии берега изменился микрорельеф, в результате чего значительна часть поселения исчезла.

Таким образом, природно-климатические условия жизни населения в 6-8 и 12-14 веках на поселении Тиутей-Сале 1 были несколько более благоприятнее, чем в среднем в течение нашей эры. Вследствие климатических изменений сроки обитания на поселении могут быть определены как конец мая-октябрь.

!!pagebreak!!

[-65-]

ХРОНОЛОГИЯ

Среди датирующих находок на поселении (к ним относятся керамика, бронзовые украшения, железное кресало и модель палаша) четко выделяются два набора. К первому относятся керамика, во всяком случае, ее определимая часть, оба бронзовые плоские изображения: личина и зооморфная фигура, и деревянная модель палаша. Ко второму — крестовидные бляшки, колоколовидная и лапчатая подвески, фрагменты бронзовых котлов, железное кресало.

Керамика, аналогичная обнаруженной и В.Н. Чернецовым и нами на поселении Тиутей-Сале 1, имеет близкие аналогии в материалах памятников 6 — начала 8 вв. н.э. Среднего и Нижнего Приобья, Большеземельской тундры. Хронологически определяющей чертой этих комплексов являются узоры в виде длинных косых столбиков и коротких треугольных фестонов в завершении композиции (рис.20).А также штампы в виде уголка, полумесяца и штрихованного ромба (рис.20).

Зооморфные изображения подобного иконографического типа, а именно — изображение стоящего (идущего) зверя в профиль, встречаются в западносибирских и приуральских комплексах и имеют очень широкую дату: от 5 в. до н.э. до 8 в. н.э. Но ряд особенностей фигурки, найденной на поселении Тиутей-Сале 1 позволяют значительно сузить этот круг. Эти особенности следующие: отливка изделия из так называемой белой бронзы, полировка его после отливки; плоское основание, которое от лап зверя плавно загибается к его голове; и, наконец, кольцо на шее животного. Наиболее близкие по этим признакам изделия — бронзовые изображения медведей и оленя из могильника Релка на Средней Оби и лося из комплекса поселения Каксинская гора в Нижнем Приобье. Оба комплекса датируются 6-7, могильник Релка, возможно, и 8 вв. н.э. (Могильников, 1987, с.346; Зыков, Кокшаров, Терехова, Федорова, 1994, с.72). Правда, кольцо на шее, сделанное отдельно и надетое впоследствии — признак, насколько мы можем судить, уникальный. Но имитирующие ошейники орнаментальные канты на шее животных встречены почти у всех фигурок, приведенных в качестве аналогий.

Появление антропоморфных изображений в виде фигур и голов (личин) воинов в доспехах, шлемах и — иногда — при оружии в западно-сибирских археологических материалах, относится к началу нашей эры, но окончательное складывание воинской иконографии произошло не ранее второй половины 1 тыс. н.э. Надо отметить, что подобного явления, а именно — большого количества воинских изображений с канонизированной, притом весьма специфической иконографией, в соседних регионах нет. Наиболее близкие аналогии личине, найденной на поселении Тиутей-Сале 1, можно видеть в комплексах могильников Барсовского 1 и Сайгатинского 3 в Сургутском Приобье. Фигура воина в шлеме, увенчанном птицевидным изображением, встреченная в могильнике Барсовском 1 датируется 8-9 вв. (Зыков и др.,1994, с.81). Наличие плюмажей на втулках шлемов, выполненных в виде кос, признак, встреченный неоднократно в тех же комплексах Сургутского Приобья. Бронзовая личина, очень похожая на Тиутейскую, была обнаружена на острове Вайгач в комплексе святилища на Болванском мысу (Хлобыстин, 1993, с.17).

!!pagebreak!!

[-66-]

Деревянная модель палаша довольно точно копирует реальные боевые железные палаши 7-8 вв.

Исходя из этих аналогий, ранний комплекс поселения может быть датирован 6 — началом 8 вв. н.э.

Мелкие крестовидные бляшки с перемычкой для продевания ремешка на обороте лапчатая и колоколовидные подвески составляют одновременный набор украшений, бытовавший в 12-14 вв. н.э. Хронология подобных вещей хорошо разработана на материалах памятников Сургутского Приобья, сошлемся для примера на комплексы Сайгатинского 3 и 4, Барсовского 4 могильников (Зыков и др.,1994, с. 141-142), где они датированы 12-14 вв. Бронзовые котлы, постепенно вытеснившие керамику из обращения, появляются на севере Западной Сибири в начале 2 тыс. н.э. Как сами котлы, так и, что чаще, их фрагменты, — одна из наиболее типичных находок в комплексах памятников, начиная с 12 в. н.э. Хронологические рамки бытования прямоугольных двулезвийных кресал были рассмотрены выше, они также относятся к периоду времени между 12 и 14 вв. н.э. Аналогии деревянных изделий с комплексом городища Ярте 6, датированного по дендрохронологическому методу концом 11-12 в. дают нам дополнительную уверенность в правильности подобного соотнесения. По-видимому, именно в промежутке 12-14 вв. поселение было заселено вторично.

Находки большого количества керамики и модели палаша на полу сооружения 1, а также бронзовой личины и развала сосуда на полу сооружения 3 позволяет связать с ними хронологический комплекс 6-8 вв. Так же уверенно комплекс 12-14 вв. может быть связан с сооружением 2 (находка крестовидных бляшек на полу его и большого количества фрагментов бронзовых котлов в слое). Производственная площадка, по-видимому, использовалась только в этот период.

Радиокарбоновые даты

Радиокарбоновый анализ выполнен в лаборатории «Beta analytic inc.» университета Майами, США. Образцы подготовлены D. Laeyendecker, Смитсониевский институт, Вашингтон, США.

Учитывая обе серии дат, как полученных при исследовании находок из культурного слоя сооружений, так и в результате радиокарбонового анализа, в окончательном виде можно датировать сооружения следующим образом: наиболее вероятное время начала функционирования сооружения 1 — конец 5 -начало 6 вв. н.э.; сооружения 3 — 6-7 вв. н.э.; сооружения 2 и производственной площадки — 12-14 вв. н.э.

!!pagebreak!!

[-67-]

КУЛЬТУРНЫЙ КРУГ

В.Н.Чернецов в свое время отнес оба обнаруженные им на мысу Тиутей памятника к западносибирскому кругу культур эпохи железа. Это представляется наиболее вероятным и с сегодняшних позиций. Его первый взгляд на хронологическую близость дюнной стоянки и поселения также был более верен, чем последующее «разнесение» их по шкале времени с диапазоном в тысячу лет. Рассматривая и систематизируя по периодам археологические памятники Нижнего Приобья эпохи железа, он включил в территорию выделенной им Нижнеобской культуры 1 тыс. н.э. таежную и тундровую зону Западно-Сибирской равнины от широты г. Тюмени до полуострова Ямал (самые южные памятники по его сводке находятся на берегу Андреевского озера у г. Тюмени, самые северные — поселения Тиутей-Сале и Хаэн-Сале на севере полуострова Ямал). Восточная граница культуры проходит по Сургутскому Приобью, западная — по восточным склонам Урала (Чернецов, 1957). В 6-7 вв. н.э. комплексы с керамикой западносибирского типа, подобной Тиутейской, появляются в Большеземельской тундре до бассейна р. Печоры (Чернов, 1985, с.159), как бы накладываясь на местные, с керамикой так называемого бичевницкого типа. По-видимому, они сохраняются там и впоследствии (Pitul'ko, 1991, с.28). Известны в этом регионе и бронзовые изделия западносибирского облика. На самом полуострове Ямал подобные материалы также встречаются: так, на трех стоянках, расположенных в районе озер Ярте в среднем течении реки Юрибей, обнаружена керамика, аналогичная раннему комплексу поселения Тиутей-Сале 1. Находящееся на тех же озерах городище Ярте 6 одновременно комплексу 12-14 вв. поселения Тиутей-Сале 1.

Отдельно необходимо остановиться на очень важных исследованиях, произведенных в 1961 г. в районе бухты Находка на восточном берегу полуострова Ямал экспедицией МГУ под руководством Л.П. Лашука. Ими было раскопано два памятника: жертвенное место Харде-Седе на северо-восточной окраине современного поселка и поселение Находка — на южной (Лашук, 1968, с.181, 184). На Харде-седе в слое серого песка, зафиксированного под слоем жертвенного места были обнаружены следы железоделательного производства в виде кусков шлака и спекшегося в стекловидную массу песка и керамика, аналогичная раннему слою поселения Тиутей-Сале 1. Аналогичны не только форма и орнамент сосудов, но и фиксируемые визуально технологические особенности: примесь дресвы в тесте, заглаживание внутренней поверхности пучком травы, также обильный нагар на внешней поверхности: «сосуды сильно обгоревшие с поверхности» (Лашук, 1968, с.184). На поселении Находка им удалось обнаружить только фрагменты культурного слоя «толщиной до 15 см, сильно пережженного» (Лашук, 1968, с. 184). В нем найдена керамика того же типа, что и на Харде-седе, два фрагмента листовидного железного наконечника стрелы и кусок бронзового дрота, возможно, часть височной подвески. В числе находок с жертвенного места — половина лапчатой подвески из белой бронзы. По результатам исследований Л.П. Лашук, отмечая большое сходство памятников с материалом раскопок В.Н. Чернецова на мысу Тиутей, даже выделяет особую Тиутейсалинскую культуру, распространенную в Большеземельской тундре, на Ямале и далее, вплоть

!!pagebreak!!

[-68-]

до устья реки Таз. Тем не менее, он пишет: «очевидны связи культуры Тиутей-Сале с оронтурской культурой Обского бассейна, проявлявшегося в орнаментации керамики и особенно в типах украшений.»(Лашук, 1968, с. 188).

Итак, на востоке Ямала тоже есть два поселения с культурным слоем, одновременные раннему (6-8 вв.) слою Тиутей-Сале 1, причем на одном из них фиксируются следы железоделательного производства. Более того, находка фрагмента лапчатой подвески в слое жертвенного места заставляет предположить, что и комплексы, одновременные второму слою обитания (12-14 вв.) Тиутей-Сале 1, там тоже встречены (лапчатые подвески входят в уже упоминавшийся набор украшений 12 — 14 вв. н.э.).

Всем вышеизложенным очерчивается как бы горизонтальный срез позиции поселения Тиутей-Сале 1 среди памятников, одновременных его комплексам. Напрашивается вопрос, как выглядит вертикальный срез? То есть, какова история освоения человеком полуострова Ямал и соответствуют ли ямальские материалы вообще и тиутейские в частности общезападносибирской схеме культурогенеза?

Территория ямальской тундры представляет собой уникальный по протяженности равнинный регион, отличительной чертой которого является отсутствие меридионально текущих рек. Это создает дополнительные трудности для освоения его человеческими коллективами. Поэтому, заселение большей части полуострова начинается только с внедрения оленьей упряжки, как транспортного средства, без которого проникновение так далеко на север по равнинным тундрам невозможно.

Несмотря на то, что археологические источники пока не могут похвастаться полнотой и всеохватностью, а некоторые эпохи известны вообще только по разведочным и случайным сборам, представляемые здесь выводы кажутся вполне вероятными. Тем более, что каждый полевой сезон дает нам новые памятники, укладывающиеся в рамки этой гипотезы. Итак, можно констатировать, что остатки ранних эпох — каменного века, энеолита, эпохи бронзы — сосредоточены только в самой южной части полуострова Ямал. Сравнение каменного инвентаря, керамики, особенностей культурного слоя позволяет с уверенностью говорить о принадлежности этих памятников к северотаежному Западносибирскому культурному кругу.

Один из наиболее изученных сейчас микрорайонов — нижнее течение р. Юрибей, представляющей собой северную границу южноямальских тундр, и границу, до которой в прошлом, вероятно, доходила подзона лесотундры, демонстрируют наличие поселений эпохи мезолита (поселение Юрибей 1), энеолита и бронзы (Юрибей 3,8 и другие) (публикация памятников Юрибейского микрорайона подготовлена А.Г. Брусницыной и К.А. Ощепковым, в настоящее время находится в печати). Энеолитическая керамика юрибейских поселений аналогична керамике недавно исследованных поселений, расположенных в районе поселка Яр-Сале на самом юге полуострова, но не менее тесные аналогии она обнаруживает с керамикой стоянки, раскопанной В.Н. Чернецовым и В.И. Мошинской в районе г. Салехарда (Мошинская, 1953, с. 186, 187), и памятников северотаежных районов Западной Сибири, вплоть до реки Конды. Керамика раннего железного века, встречена на поселениях Юрибей 17, 19, Юр-Яха 1, 2, относится к кулайскому типу, широко распространенному от Томско-Нарымского Приобья на востоке до Уральского хребта на западе, и от Верхней Оби до района города Салехарда, где расположен один из наиболее полно исследованных памятников Ямало-Ненецкого округа — городище (жертвенное место) Усть-Полуй. Наконец

!!pagebreak!!

[-69-]

памятники развитого железного века, или, как принято называть этот период — «средневековья», представлены поселениями Юрибей 9, 16, 20, Юр-Яха 3, Ярте 6 и других, причем хронологически они относятся к периоду раннего средневековья (зеленогорский или тиутейсалинский тип, 6-7 вв. н.э.), развитого (кинтусовский тип, 9-12 вв. н.э.) и позднего — 12-14 вв. н.э. Таким образом, территориальная и хронологическая плотность памятников Юрибейского микрорайона позволяет говорить о том, что процессы культурогенеза на юге Ямала соответствуют в целом аналогичным процессам в таежной части Западносибирской равнины, а ямальская территория является своего рода северной периферией этих культур.

Освоение более северных районов Ямала начинается в 5-6 вв. н.э., когда по данным палеоклиматологических исследований наступает период сухого и теплого климата ( результаты работ Н.К. Пановой и С.Г. Шиятова — см. Приложение 4). Это необычное для Ямала сочетание (чаще: сухой-холодный; сырой-теплый) вызвало, по-видимому, продвижение к северу стад северного оленя, за которым двигались и люди. К этому времени транспортное оленеводство насчитывало уже около 500 лет своего существования (с уверенностью, как уже упоминалось, можно говорить о наличии оленьей упряжки в материалах Усть-Полуя, датированного 1 в. до н.э.). К 6-7 вв. н.э. Ямальские тундры осваиваются вплоть до района Тиутей-Сале, а, возможно, и до самого северного побережья. Тогда же, по-видимому, начинает формироваться специфический тип адаптации населения Ямала — далекие меридиональные передвижения за стадами, летом к северу, зимой к югу, на территорию лесотундры. Керамика тиутейсалинского типа относится к западносибирскому кругу культур, что, впрочем, признавали и В.Н. Чернецов и А.П. Лашук.

!!pagebreak!!

[-70-]

СИСТЕМА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ ЖИТЕЛЕЙ МЫСА ТИУТЕЙ В ЖЕЛЕЗНОМ ВЕКЕ

Несмотря на очень плохую сохранность культурного слоя и сооружений, можно попытаться представить в общих чертах основные параметры системы адаптации жителей мыса Тиутей в 6-8 и 12-14 вв. н.э. Реконструкция будет произведена на основе анализа костных остатков и следов домашнего производства.

Как показали результаты этого анализа, и в 6-8, и в 12-14 вв. системы жизнеобеспечения были фактически идентичными. Их основу составляла охота на северного оленя, при значительном промысле водоплавающих птиц, белого медведя и моржа. Все эти виды обитают здесь только или по преимуществу в теплое время года. Моржи залегают на лежбищах в июле — августе, где и велся их промысел. Единичные особи тюленей, вероятнее всего, добывались при их заходе на кормежку в залив, образованный слиянием рек Тиутей-Яха и Сер-Яха. Северные олени приходили на эти территории к концу мая и уходили в октябре. Белые медведи большей частью бывают на побережье в больших количествах в весенне-летне-осеннее время. Их добывали, скорее всего, при посещении моржовых лежбищ. Массовый (судя по количеству остатков) промысел гусеобразных птиц велся, вероятнее всего, загонным способом во время линьки на озерах в пойме. Здесь же добывали и основную массу северного оленя. Ловля рыбы, практически, не велась.

Массовое скопление костей песца указывает на товарный характер его промысла в 12 — 14 вв. Начинался он в июле, а пик его приходился на сентябрь — октябрь. На поселении, вероятно, использовали в обиходе выделанные шкуры белого медведя, и, очевидно, что использовались также шкуры моржа и северного оленя. Поэтому, несмотря на малое количество орудий для обработки шкур, можно предположить, что их выделка занимала большое место в домашней деятельности и осуществлялась на специализированной площадке вне исследованной части поселения.

Одним из основных занятий обитателей поселения Тиутей-Сале 1 была обработка дерева, о чем свидетельствуют как количество готовых и находящихся в работе изделий, так и огромное количество древесной щепы, употребленной для дренажа пола сооружений 1 и 2. Сырьем для деревообработки были неограниченные запасы плавного дерева, сосредоточенные на побережье.

Керамика из слоя 6-8 вв., скорее всего, изготавливалась на месте. Мы не обнаружили следы конструкций, которые можно интерпретировать как остатки керамического производства. Но состав глиняного теста (см. Н.Р. Тихонова, Приложение 2) и, самое главное, наличие в качестве примеси к нему какой-то жирной жидкой органики, которой мог быть жир морских млекопитающих, делает наиболее вероятным изготовление ее где-то в пределах поселения.

По-видимому, находки нескольких кусков шлаков и фрагментов тиглей могут свидетельствовать о наличии небольшой домашней металлообработки, возможно, связанной с починкой или переплавкой изделий из бронзы. Локализовать эти остатки в каком-то конкретном слое не представляется возможным, хотя наличие в слое 12-

!!pagebreak!!

[-71-]

14 вв. большого количества фрагментов медных котлов, а также находки фрагментов тиглей и шлаков в раскопе 2, где слой 6-8 вв. практически отсутствует, делает вероятным предположение о преимущественном распространении этого вида домашнего производства в 12-14 вв.

Особо следует остановиться на изготовлении наконечников стрел в 6 — 8 вв. Все они изготовлены из клыков моржа и вызвано это, на наш взгляд, следующими причинами. Длинный световой день позволяет вести промысел почти круглые сутки, для чего необходимо большое количество оружия. Прежде всего — наиболее расходуемого типа — стрел. Железные наконечники в это время были еще редки и ценны. Изготовление наконечников из кости достаточно трудоемкий процесс, тогда как изготовление из клыка по технологии обработки камня гораздо проще. И потеря такого наконечника менее значима. Поэтому на поселении велось массовое изготовление примитивных наконечников из клыков моржа, которые имели достаточную убойную силу для наиболее массовых промысловых видов — северного оленя, песца, гусей. Промысел белого медведя и моржа велся гораздо более качественным — железным — оружием. Несомненно, среди него были топоры, а также, вероятно, копья. Позднее, в 12 - 14 вв. железных наконечников уже было достаточно для ведения охоты на все виды дичи и у населения отпала необходимость изготавливать их из клыков моржа.

Все данные, на основании которых можно судить о сезоне функционирования поселения Тиутей-Сале 1 во все хронологические периоды, свидетельствуют о теплом времени года. Таким образом, памятник был не постоянным обиталищем прибрежных добытчиков морского зверя, как считалось ранее, а сезонной (июнь — октябрь) стоянкой сухопутных охотников, использовавших здесь морские ресурсы в дополнение к традиционным для них источникам жизнеобеспечения. При этом она заселялась не чисто промысловыми, преимущественно мужскими коллективами, а хозяйственно-семейными группами, включающими также женщин и детей. Об этом свидетельствуют находки большого количества игрушек, производство керамики и товарная выделка шкур.

Находки элементов оленьей упряжи и полоза нарты в культурных слоях поселения указывают на использование оленьей упряжки в качестве транспортного средства. Это и понятно, так как без нее освоение столь удаленных северных территорий человеческими коллективами просто невозможно. Собака была охотничьим, а не транспортным животным.

Культовая деятельность может быть реконструирована с еще меньшей вероятностью, чем хозяйственная. Практически полное отсутствие оленьих черепов на поселении, по-видимому, может свидетельствовать о том, что черепа эти оставлялись на каких-то определенных местах, возможно, далеких прообразах современных жертвенных мест ненцев (см., например, описание жертвенного места Тиутей-Сале 4). Головы и лапы (шкуры -?) белых медведей хранились отдельно от оленьих, возможно, в специальных сооружениях. Совершались обряды, во время которых сжигались медвежьи лапы.

В качестве итога можно реконструировать жизненный цикл обитателей мыса Тиутей следующим образом. В середине мая население из лесотундровых районов начинало миграцию вслед за стадами диких северных оленей на север. К началу июня и те и другие добирались до района мыса Тиутей и оставались здесь до конца октября. В конце октябре, опять же вслед за стадами оленей население начинало миграцию в южные, лесотундровые районы, где и обитало в зимнее время.

!!pagebreak!!

[-72-]

ПОСЕЛЕНИЕ ТИУТЕЙ-САЛЕ 1 И ПОЯС ЦИРКУМПОЛЯРНЫХ КУЛЬТУР.

Сравнивая системы адаптации или «модель обитания» обитателей поселения Тиутей-Сале 1 и носителей других прибрежных культур, как то протоэскимосских северо-востока Азии, протосаамских Фенно-Скандии, можно констатировать, что очерчивается не пояс сходных и, возможно, связанных генетическим родством циркумполярных культур, как полагал в свое время В.Н. Чернецов и вслед за ним другие исследователи, но, скорее, две большие зоны. Восточная включает оседлые приморские культуры северо-востока Сибири и севера Америки с ярко выраженной приморской моделью адаптации. Западная — культуры Фенно-Скандии, северо-востока Европы и полуострова Ямал, культуры охотников на наземных животных, и, главным образом, северного оленя, с перспективой перехода к оленеводству, сначала мелкостадному, транспортному, впоследствии — к крупностадному. Морской промысел у населения этой зоны с начала эпохи железа носил вспомогательный, сезонный характер.

Надо отметить, что во всех рассмотренных арктических зонах современные коренные этносы, во-первых, генетически связаны с населением, жившим здесь, во всяком случае, с начала эпохи железа, если не раньше. Во-вторых, много сходного фиксируется в моделях жизнеобеспечения древнего и современного населения каждой из них.

Это может свидетельствовать о том, что процесс выработки систем адаптация к условиям открытой тундры и ее прибрежных районов — сложен и долог. По-видимому, дальние интерзональные миграции населения, такие, как например, часто упоминаемая в специальной литературе гипотеза о миграции самодийского населения в эпоху железа из Саяно-Алтая через всю таежную часть Западносибирской равнины в лесотундру и тундру, представляются маловероятными. Если они и были когда-либо, то сыграли свою роль только на начальных этапах освоения человеком арктической зоны. Население северного Ямала не явилось исключением и, скорее всего, формировалось не за счет наложения «новых» пришельцев-самодийцев на «старое», досамодийское население, а за счет постепенного освоения северотаежным и лесотундровым населением, скорее всего самодийским, возможно, северо-угорско-самодийским, все более северных территорий вплоть до арктического побережья, происходившего по мере развития у него навыков оленеводства и формирования системы сезонных миграций с юга на север и обратно - основы деятельности человека в Ямальской тундре.

Надо отметить в заключение, что Северо-Ямальская модель жизнеобеспечения сформировалась поздно относительно других регионов. И если уж сравнивать ее с какими-либо далекими арктическими регионами, то более всего сходства она обнаруживает с выделенной В. Фитцхыо модифицированной системой внутренних охотников на карибу полуострова Лабрадор, которая предполагает сезонное использование богатой природной среды без специализированной техники для утилизации ее ресурсов (Fitzhugh, 1972:159).

!!pagebreak!!

[-73-]

ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:

• Акаевский А.И. Анатомия северного оленя. Л., 1939.
• Александрова В.Д, Геоботаническое районирование Арктики и Антарктики. Л., 1977.
• Баскин Л.М. Поведение копытных животных. М., 1976.
• Богданов В.Д., Богданова Е.Н., Мельниченко И.П., Степанов Л.Н., Ярушипа М.И. Пресноводные рыбы//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995.
• Богданов В.Д., Госькова О.А. Морские и аиадромные рыбные ресурсы//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995.
• Бородулин В.В. Поверхностные ручьи и реки//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995.
• Бородулнн В.В. Озера//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995.
• Волк. М., 1985.
• Голдина Р.Д., Капании В.А. Средневековые памятники верховьев Камы. Свердловск, 1989.
• Дедков B.C. Почвы равнин Ямала//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995.
• Евладов В.П. По тундрам Ямала к Белому острову. Тюмень, 1992.
• Житков Б.М. Полуостров Ямал. СПб, 1913.
• Жонглович И.Д.. График моментов восхода и захода сол1ша//Климатический атлас СССР. М.1960.Т.1.-С.180-181.
• Завьялов В.И. Кузнечное ремесло северных удмуртов в конце 1 — начале 2 тыс. н.э.//Новые исследования по древней истории Удмуртии. Ижевск, 1988.
• Зубакин Г.Х. Характеристика абиотической среды//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995
• Зыков А.П., Кокшаров С.Ф.. Терехова Л.М., Федорова Н.В., Угорское наследие. Екатеринбург, 1994.
• Историко-этиографический атлас Сибири. Изд-во АН СССР. Москва. 1961
• Клевезаль Г.А. Регистрирующие структуры млекопитающих в зоологических исследованиях. М, Наука, 1988.
• Климатический атлас СССР. М.. 1960. Т. 1.
• Корытин Н.С., Добринскнй Л.Н., Данилов А.Н. Добринский Н.Л., Кряжимский Ф.В., Малафеев Ю.М., Павлинин В.В., Сосин В.Ф., Шиляева Л.М. Млекопитающие/Природа Ямала. Екатеринбург. 1995.
• Косарев М.Ф. Западная Сибирь в древности. М., Наука, 1984.
• Косинская Л.Л., Федорова Н.В. Археологическая карта Ямало-Ненецкого автономного округа. Екатеринбург. 1994.
• Крупник И.И. Арктическая этноэкология. Модели традиционного природопользования морских охотников и оленеводов Северной Евразии. М., Наука, 1989.
• Лашук Л.П. «Сиртя» — древние обитатели Субарктики//Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии. М., 1969.
• Лукьянченко Т.В. Материальная культура саамов Кольского полуострова конца XIX — XX вв. М.. Наука, 1971.
• Магомсдова М.А., Морозова Л.М. Арктические тундры//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995.
• Макридин В.П. О распространении и биологии росомахи на Крайнем Севере/Зоологически и журнал, 1964. Т.43, вып. 11.
• Млекопитающие Советского Союза. T.I. M., 1961.
• Млекопитающие Советского Союза. Т.2. ч.1. М., 1967.
!!pagebreak!!

[-74-]

• Млекопитающие Советского Союза. Т.2. ч.З. М., 1976.
• Млекопитающие Якутии. М., 1971.
• Могильников В.А. Угры и самодийцы Урала и Западной Сибири//Археология СССР. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., Наука, 1987.
• Мошинская В.И. Материальная культура Усть-Полуя. Древняя история Нижнего Приобья/ /Материалы и исследования по археологии СССР, №35. М., 1953.
• Мошинская В.И. Археологические памятники севера Западной Сибири//САИ, ДЗ-8, М.. Наука, 1965.
• Орлова В.В. Климат СССР. Вып.4. Западная Сибирь. Л., 1962.
• Питулько В.В. рец.: Крупник И.И. Арктическая этноэкологня. Модели традиционного природопользования морских охотников и оленеводов Северной Евразии. М., 1989. Российская Археология, №4. М.. 1992.
• Природа Ямала. Екатеринбург, Наука, 1995.
• Рябицев В.К., Алексеева Н.С. Птицы//Природа Ямала. Екатеринбург, 1995.
• Савельева Э.А. Вымские могильники XI-XIV вв. Ленинград, изд-во ЛГУ, 1987.
• Скробов В.Д. Экологические основы промысла песца в тундрах Западной Сибири// Экологические основы охраны и рационального использования хищных млекопитающих. М.. 1979.
• Хантемиров P.M., Сурков А.Ю. 3243-летняя древесно-кольцевая реконструкция климатических условий для севера Западной Сибири//Проблемы общей и прикладной экологии. Екатеринбург, 1996.
• Чернецов В.Н. Древняя приморская культура на полуострове Ямал. М. 1935. Советская этнография, №4-5.
• Чернов Г.А. Атлас археологических памятников Большеземельской тундры. М., Наука, 1985.
• Шумкин В.Я. К вопросу о формировании хозяйственно-культурных типов у древнего населения Кольского полуострова// Краткие сообщения института археологии. №193, М.. 1988.
• Хлобыстин Л.П. Святилища Вайгача. AD Polus, Санкт-Петербург, 1994.
• Якушкин Г.Д., Павлов Б.М., Геллер М.Х. и др. Эколого-популяционная характеристика и задачи дальнейшего изучения диких северных оленей Таймыра//Дикий северный олень в СССР. М., 1975.
• Fitzhugh W. A Comparative Approach to Northern Maritime adaptation. // Prehistoric Maritime Adaptations of the Circumpolar Zone. World Anthropology, 1972.
• Larsen H., Rainey F. Ipiutak and the arctic whale hunting culture. //Anthropological papers of the American museum of natural history. New York, 1948.
• Pitul'ko V., 1991.

!!pagebreak!!

[-75-]

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

ТИУТЕЙ-САЛЕ 1. РЕЗУЛЬТАТЫ ТРАСОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Алексашенко Н.А.
Институт истории и археологии УрО РАН г.
Екатеринбург

Для определения технологии изготовления предметов из кости и выявления их назначения был использован трасологический метод, известный в мировой археологической науке под названием «метода малого увеличения». Этот метод предполагает просмотр массового археологического материала под микроскопом с увеличением преимущественно до 100 раз (крат). Эффективность применения трасологических исследований такого направления подтверждена результатами работами российских ученых, особенно Санкт-Петербургской школы, основанной С.А. Семеновым.

Все костяные предметы были просмотрены под микроскопом МБС-10 с использованием увеличения от 4,8 до 84 раз. Трасологическое изучение коллекции Тиутей-Сале 1 осложнялось разной степенью сохранности вещей и длительным воздействием на их поверхность таких природных факторов, как солнце, влага, ветер, песок. Многие вещи долгое время залегали на поверхности дюны и были значительно повреждены. Несмотря на это, мною была предпринята попытка раскрыть способы, приемы изготовления костяных предметов и по возможности выявить их функциональное назначение. Учитывая состояние предметов, приходится делать осторожные выводы, привлекая этнографические аналогии. Всю коллекцию костяных предметов Тиутей-Сале можно разделить на две группы по материалу, из которого они сделаны: изделия из клыков и костей моржа и орудия из костей и рогов оленя.

Моржовый клык по своим свойствам подвергаться расщеплению сходен с кремнистыми породами камня. Его можно обрабатывать с помощью удара. При этом на откалывающихся отщепах фиксируется ударный бугорок, образуются острые края. Мелкие отщепы использовались для изготовления наконечников стрел, а если не позволяла форма, оставались без дальнейшей утилизации. Таких мелких сколов и отщепов в коллекции 8 и 17 экземпляров. Клык, от которого отбили множество отщепов, приобретал вид ядрища (нуклеуса) с негативами снятых сколов. Вместе с ударными приемами расчленения при обработке моржовых клыков использовалась рубка, пиление, строгание. Все эти операции производились металлическим инструментом. Иногда поверхность изготовленных орудий подвергалась пришлифовке, но чаще она появлялась в ходе использования или нахождения на поверхности почвы. При изготовлении предметов из кости и рога оленя применялись приемы рубки, резания, шлифования. Технология изготовления орудий или групп предметов дается дальше в тексте. Каждый предмет имеет шифр (ТС-1-95, П 783, ИЭРЖ 783).

!!pagebreak!!

[-76-]

Предметы из клыка и костей моржа.

ТС-1-95/199. Кость морского животного (возможно, моржа) с негативами от скалывания удлиненных отщепов. Поверхность всего предмета окатана (не водой, а воздействием пыли, песка, ветра, образующими «пустынный загар»). Негативы от сколов имеют более свежий вид, то есть они были сделаны на кости, долго пролежавшей на поверхности. Верхняя часть предмета имеет маленькие выщербины, как на каменном ретушере или площадке нуклеуса. Размеры негативов сколов: 3,7x0,7 см, 3,0x0,5 см, 3,5x0,5 см, 6,0x1 см.

ТС-1-95/197. Орудие изготовлено из кости моржа с помощью строгания. Строгание для придания общей формы и уплощения инструмента производилось тонким металлическим ножом и совмещалось с операцией резания. Эти следы отчетливо фиксируются на обеих плоскостях. К сожалению, оба скругленных конца имеют поврежденную выкрошенную поверхность, на которой следы использования не фиксируются. Общая форма инструмента позволяет предполагать его использование в качестве кочедыка для плетения сетей. Размер: 11,4x2 см.

Серию из 42 предметов можно определить как наконечники стрел или их заготовки. Все они выполнены на отщепах, сколотых с клыка моржа, имеют подтреугольный (симметричный или асимметричный), реже скругленный конец и подработанное сколами или подстругиванием основание. Длина их колеблется от 4,4 до 6,8 см, ширина - от 1,65 до 3 см, толщина - от 0,45 до 1,4 см. Возможно, к этой серии относятся и два миниатюрных экземпляра на отщепах с клыка моржа. Других следов использования на них не зафиксировано.

ТС-1-95/43. Наконечник стрелы иволистной формы со скошенным закругленным концом и со слабо выделенным черешком. В качестве заготовки использован удлиненный отщеп или скол моржовой кости. Приемы, использованные при изготовлении, - строгание и подтеска, шлифование обеих сторон.

ТС-1-95/911. Отщеп кости моржа, которому с помощью сколов и уплощающей подтески придана форма листовидного наконечника. Большая толщина основания, скорее всего, помешала использованию его по назначению.

ТС-1-95/758. Обломок изделия из расколотой кости моржа. Есть следы подтески кончика и плоскости. Сохранность плохая, назначение неясно.

ТС-1-95/289. Отщеп клыка моржа. Нижний конец подправлен сколами, ему придана форма черешкового наконечника. Верхняя часть сломана. Размеры 3x1 см.

ТС-1-95/756. Наконечник на отщепе из кости моржа. Сохранность плохая. Основание слегка вогнуто, оформлено плоским сколом. Кончик пера — округлой формы, в профиле он приострен.

ТС-1-95/634. Наконечник стрелы сделан на отщепе из кости моржа. Одна сторона подтесана ножом. Представлен обломком пера с округлым кончиком.

ТС-1-95/892. Обломок черешковой части наконечника (?). Обработан пришлифовкой, края скруглены.

ТС-1-95/28. Наконечник стрелы иволистной формы с закругленным концом и прямым плоским основанием. Изготовлен из отщепа с кости моржа. Были использованы приемы строгания, с помощью которых слегка намечен черешок. Поверхность пришлифована. На отдельных участках выпуклой поверхности наконечника видны диагонально-поперечные следы.

!!pagebreak!!

[-77-]

ТС-1-95/732. Отщеп из кости морского животного, овальной формы, с основанием, уплощенным сколом и обломанным кончиком. Часть боковой стороны и основание имеют скругленность кромки. Назначение предмета неясно. Возможно, наконечник с обломанным, но не острым кончиком. Размер: 3x2 см.

П783/2298. Отщеп удлиненный (6x1,9x0,75 см) с клыка моржа. Имеет прямое, слегка уплощенное мелкими сколами основание, как бы слегка намеченный черешок, и обломанный противоположный конец. Назначение неясно. Типологически — обломок наконечника.

П783/2543. Отщеп с клыка моржа удлиненных пропорций с закругленным кончиком и асимметричным черешком. Размеры: 5,7x1,4x0,55 см. У кромки черешка сильный блеск, который мог образоваться либо от соприкосновения с веревкой, прикрепляющей к древку, либо от использования в другой функции.

П783/2058. Расколотая кость моржа (?) размерами 5,3x1,25x0,7 см. Верхний кончик закругленно-скошенный, нижний имеет намеченный черешок. Наконечник. Сохранность плохая, особенно кончика.

ТС-1-95/789. Отщеп кости морского животного без следов использования, но с технологическими следами срезов и строгания на одной стороне. Возможно, это заготовка наконечника.

ТС-1-95/914. Из удлиненного отщепа моржовой кости с помощью шлифования сделан наконечник стрелы иволистной формы с округлым кончиком и прямым основанием-насадом. На выпуклой стороне на одном участке видны при увеличении поперечные далеко заходящие линии-царапины неясного происхождения (шлифование или использование).

ТС-1-95/738. Отщеп из кости морского животного со следами незначительного подстругивания. Поверхность пришлифована. Кончик скруглен и расслоился. Можно предположить, что это наконечник иволистной формы со скошенным основанием.

ТС-1-95/27. Мелкий отщеп клыка моржа подработан мелкими сколами. В плане отщеп имеет форму листовидного наконечника, но профиль сильно асимметричен.

ТС-1-95/195. Наконечник иволистной формы, не очень удлиненный, со скругленным кончиком и основанием. Размеры: 3,9x1, 4x0,6 см. Предмет плохой сохранности (слоистость поверхности).

ТС-1-95/202. Наконечник стрелы листовидной формы с выделенным черешком и закругленным кончиком. Выструган металлическим ножом из отщепа моржового клыка. Почти не подшлифован, поэтому сохранность поверхности не очень хорошая. Размеры наконечника — 3,15x1,5x0,5 см.

ТС-1-95/44. Наконечник стрелы листовидной формы укороченных пропорций с закругленным кончиком, Основание (насад) прямое, оформлено уплощающим сколом. Обе стороны подшлифованы (выпуклая — более тщательно), но сохранность предмета не очень хорошая. Размеры наконечника: 3x1,9x0,6 см.

ТС-1-95/547. Наконечник стрелы листовидной формы с плохой сохранности, из моржового клыка. Почти не подшлифован, поэтому сохранность поверхности не очень хорошая. Размеры наконечника — 3,15x1,5x0,5 см.

ТС-1-95/539. Орудие сделано из клыка моржа. Сохранность плохая: кончик выкрошен, поверхностный слой нарушен. На отдельных сохранившихся участках поверхности фиксируются поперечные и поперечно-диагональные тонкие следы (тонких

!!pagebreak!!

[-78-]

нитей, проволоки?) от наматывания или привязывания. По форме напоминает наконечник стрелы, но довольно массивный в профиле. Размеры: 4,9x1,9x1,45 см.

ТС-1-95/544. Отщеп с бивня моржа размерами 5,6x2,3x1,1 см имеет следы пришлифовки округлого кончика с одной поверхности. Назначение предмета неясно, возможно, это незаконченное орудие (наконечник?).

ТС-1-95/633. Расколотая кость (клык) моржа размерами 5,65x1,45x0,6 см по форме напоминает наконечник листовидной формы. Возможно, верхний кончик был пришлифован, но плохая сохранность не позволяет говорить об этом уверенно.

ТС-1-95/576. Наконечник стрелы из скола с клыка моржа подтреугольной формы с приостренным кончиком и чуть скошенным основанием. Размеры: 5,35x1,3x0,3 см.

ТС-1-95/838. Обломок острия наконечника из скола с клыка моржа. Поверхность пришлифована. Размеры: 3,2x1x0,45 см.

ТС-1-95/17. Наконечник листовидной формы с приостренным кончиком и прямым основанием размерами 3,8x1,2x0,55 см. Предмет выструган из скола с клыка моржа с помощью металлического инструмента. На поверхности фиксируются поперечные следы (от привязывания).

П783/2393. Наконечник листовидной формы размерами 6,1x2,6x1 см, изготовлен на отщепе клыка моржа. С помощью ножа оформлен зубец и уплощен прямой насад. Кончик подтреугольный, на выпуклой поверхности предмета поверх продольных линий структуры видны очень тонкие, также продольные линии неясного происхождения (дополнительная пришлифовка?).

П783/2141. Наконечник листовидной формы с овально скошенным острием и коротким черешком, намеченным двумя сколами. Выполнен на отщепе с клыка моржа размерами 6,6x2,1x0,5 см.

П783/2272. Наконечник подромбической формы с закругленным кончиком, имеет более длинный черешок, оформленный сколами, как и предыдущий экземпляр. Наконечник сделан из отщепа с клыка моржа размерами 4,5x2x0,8 см, сохранность плохая.

П783/2627. Наконечник с расширенным кончиком (разрушенным -выкрошенным) и черешком, выполненным сколом. Сделан на отщепе с клыка моржа размерами 4,7x1,65x0,5 см.

П783/2444, Наконечник подтреугольно-листовидной формы с уплощенным насадом (скошенным, возможно, в результате разрушения вещи). Кончик острия подтреугольный, Отщеп с клыка моржа размерами 5,95x2,1x0,7 см.

П783/2717, Расколотая кость (клык) моржа, Размеры: 4,1x1,3x1 см, Тупой конец подструган, противоположный — уплощен сколом, как для насада. Фиксируются единичные поперечные следы от привязывания, Наконечник с тупым концом.

П783/2817. Скол с кости моржа размерами 4,8x1,2x0,6 см. Возможно, использовался как наконечник с тупым концом.

П783/2307, Длинный отщеп с клыка моржа размерами 7,9x1,2x0,5 см, Кончик скошен и приострен, Он асимметричный подтреугольный, На другом конце выструган зубец, сделаны попытки оформления асимметричного черешка, Незаконченный наконечник,

П783/2421. Отщеп из клыка моржа размерами 5,75x2,75x1,35 см. Возможно, заготовка наконечника, но довольно массивная.

!!pagebreak!!

[-79-]

П783/1393. Отщеп с клыка моржа размерами 4,9x2,15x1 см. Наконечник с асимметрично скошенным подтреугольным острием. Основание с обеих сторон уплощено сколами. Сохранность плохая.

П783/2227. Предмет плохой сохранности из кости моржа. Размеры 3,5x1,55x0,95 см. Несмотря на плохую сохранность, можно предположить, что это был наконечник со слегка намеченным сколами черешком.

П783/1558. Часть клыка моржа, оструганного металлическим ножом. Верхний конец скошен, нижнему придана форма черешка. Размеры: 7,65x2x1,2 см. На черешковой части видны поперечные тонкие следы от привязывания. Назначение неясно. ИЭРЖ 783/13. Плоский отщеп с кости имеет овально скошенные концы. Поверхность пришлифована. Мог использоваться как мелкий наконечник. Размеры: 3,9x1x0,25 см.

П783/2628. Плоский мелкий отщеп с кости (2,6x1,2x0,25 см). Он мог использоваться как мелкий наконечник. На поверхности видны отдельные царапины (от привязывания? ).

П783/2885. Отщеп с кости размерами 3,35x0,9x0,6 см, мог использоваться как мелкий наконечник.

ТС-1-95/747. Наконечник стрелы листовидной формы на отщепе из кости моржа. Черешок подработан сколами, вся поверхность (особенно у кончика — не очень острого) пришлифована. На поверхности фиксируются следы налета голубовато-зеленого цвета (возможно от соприкосновения с металлом?).

П783/2545. Кусок клыка моржа имеет подработку (строгание металлическим ножом, скол). Размеры: 10,3x2,1x6 см. Рабочий край скошен (в плане), в профиле имеет уплощенно-округлую форму. На скругленной кромке фиксируются тонкие поперечные следы. Такие следы типичны для скребков, но, учитывая небольшой размер рабочего края, можно предполагать его использование для разглаживания швов на меховой или кожаной одежде.

П783/2297. Отщеп с клыка моржа размерами 5,5x3,7x0,95 см. На ограниченном участке отщепа, от кромки и дальше на плоскости фиксируются четкие перекрещивающиеся диагональные следы. Скребок-стамеска для волососгонки или снятия мездры.

П783/2503, Отщеп кости моржа не очень хорошей сохранности. Его размеры: 4,8x3,4x0,73 см, На боковой стороне поперечные тонкие линейные следы, Возможно использование в качестве скребка.

П7831489. Кусок расколотого клыка моржа размерами 7,6 х 4,3 х 1,3 см, На ограниченном участке выпуклой поверхности фиксируются диагонально-поперечные следы скобления и состругивания мездры (достаточно плотной и жесткой).

П7832464, Удлиненный скол с кости (7,65 х 2,0 х 0,65 см), Металлическим ножом выстругана изогнутая часть для рукояти. Основная часть имеет овальную форму со скругленно-скошенным концом, Обе поверхности слегка пришлифованы, На плоскостях фиксируются отдельные участки с сильным блеском и диагонально-поперечными следами. На кромках, также на небольших участках (ближе к рукояти) — поперечные следы от скобления, Предмет использовался как скребок-стамеска по шкуре.

ТС-1-95/907, Отщеп из кости моржа. Поверх структуры видны следы недолгого использования в качестве скребка. Размер: 2,3x2,4 см.

!!pagebreak!!

[-80-]

ТС-1-95/537. Длинный отщеп клыка со скругленностью верхнего конца. На нем фиксируются поперечные следы, как от скобления, но на ограниченном участке. Граница одной плоскости (брюшка) отщепа и нижнего торца сильно сглажена. На ней видны поперечные следы, которые, возможно, отражают особенности структуры. Следы изготовления этого орудия проявляются в виде негативов от подстругивания. Размер: 24x23 см.

ТС-1-95/743. Кость моржа с надпилами, следами расщепления от удара, строгания и пришлифовки поверхности. Изделие долго находилось на поверхности, отчего, возможно, и сформировались блеск и заглаженность. Кончик обломан, назначение предмета неясно. Размер: 10,5x23 см.

ТС-1-95/198. Кусок клыка моржа. На его вогнутой поверхности фиксируются следы от скалывания отщепа, перекрытые «пустынным загаром» (блеск, заполировка) и патиной. На отдельных участках видны остатки какого-то синего вещества — минерала, похожего на азурит. Возможное происхождение их от соприкосновения с металлом. На торцах видны следы надпиливания и разрубания (особенно на верхнем). Возможно, нижний конец обломан (в ходе эксплуатации?). О назначении изделия можно говорить лишь предположительно как о кирке. Размер: 6,8x3 см.

ТС-1-95/196. Орудие изготовлено из клыка моржа при помощи раскалывания ударом, подтески-строгания металлическим ножом и частичной пришлифовки. По форме это нож-кинжал (для вспарывания туши) со слегка выделенной рукояточной частью. Поверхность орудия заполирована, что предохраняло ее от разрушения. Боковые грани рукояти сглажены рукой. Рабочие кромки имеют мелкие выщербинки-выкрошенность, а плоскости заполированы от использования. Следы использования не противоречат и типологии орудия. Размер ножа-кинжала: 13x2,5 см.

ТС-1-95/883. Орудие изготовлено из клыка моржа приемом строгания. Общая форма: удлиненная иволистная, слегка намечен черешок, на котором нанесены насечки для более крепкого привязывания. Кончик сильно залощен, заполирован, что свидетельствует о возможном использовании предмета как шила или иглы, хотя общей формой предмет напоминает наконечник.

ТС-1-95/908. Орудие вырезано (выстругано) ножом из обломка кости морского животного. Возможно, оно выполняло функцию наконечника, но скругленность его кончика и отдельные поперечные следы на боковых сторонах свидетельствуют и о другом назначении: в качестве проколки-провертки по шкуре. Размер: 6,9x2 см.

ТС-1-95/845. Расколотая кость морского животного с приостренным кончиком, на котором вместе со скругленностью, блеском, заглаженностью фиксируются диагонально расположенные единичные следы работы. Трудность функционального определения обусловлена совпадением направления структуры кости и следов использования орудия как проколки по шкуре, а также плохой сохранностью предмета. Размер: 6,8x2,9 см.

ТС-1-95/434. Расколотая кость морского животного была использована для изготовления гарпуна с помощью приемов строгания. Подтесан один зубец, а нижний конец подструган с двух сторон (с одной следы более глубокие и четкие). Инструмент, видимо, не был закончен. Размер гарпуна: 13,5x22 см.

ТС-1-95/749. Клык моржа (?) с обломанным и выкрошенным кончиком и сколами, уплощающими другой конец. Назначение инструмента не установлено. Размер: 13x2 см.

!!pagebreak!!

[-81-]

ТС-1-95/388. Кость морского животного со следами (негативами) скалывания отщепов. Похож на кремневый нуклеус. На верхнем конце забитость, смятость, как на кремневых ретушерах. Других следов не фиксируется. Размер: 6x3 см. Размер негативов: 2,5x1 см, 4x0,7 см, 1,8x0,7 см.

ТС-1-95/754. Моржовая кость со следами пиления. Назначение предмета неясно.

ТС-1-95/896. Отщеп кости моржа со следами пиления. Поверхность выкрошена, назначение неясно.

ТС-1-95/473. Кость со следами строгания и пиления без дальнейших следов использования.

ТС-1-95/755. Отщеп с одной струганной поверхностью. Скругленный кончик мог эпизодически использоваться (например, как кочедык), но достоверных следов использования не зафиксировано. Размер: 4,5x1,5 см.

ТС-1-95/891. Крупный отщеп кости морского животного. На отдельных участках продольная структура перекрыта поперечными рисками, но изделие окатано, и выявить его назначение трудно (не исключено, что поперечные линии — трещины структуры кости). Размер: 6,4x2,5 см.

ТС-1-95/201. Отщеп кости морского животного листовидной формы с закругленным кончиком. Сохранность плохая. На отдельных участках фиксируются поперечные нечеткие следы. Их происхождение неясно.

ТС-1-95/963. Кончик клыка моржа имеет продольные и поперечные линейные следы на кончике — результат использования его для плетения.

ТС-1-95/848. Орудие имеет обломанный верхний кончик и выемку на нижнем. Изготовлено приемом строгания из клыка моржа. Размеры сохранившейся части: 7,7x2,5x1,45 см. С большой долей вероятности можно предположить использование этой вещи как кочедыка для плетения.

ТС-1-95/548. Скол с клыка моржа размерами 5,45x1,2x0,8 см имеет заостренный кончик, на котором фиксируются диагонально-продольные тонкие следы неясного происхождения (результат работы в качестве проколки?).

ТС-1-95/985. Предмет изготовлен из клыка моржа с помощью ударной техники и подстругивания. Кончик обломан. До середины орудия выструган зубец, ближе к которому фиксируются поперечные следы от привязывания. Ближе к кончику на плоских поверхностях продольные следы.

ТС-1-95/424. Орудие изготовлено на отщепе из клыка моржа с помощью приемов строгания и резания металлическим ножом. Следы оформления общей формы (листовидной) и черешка хорошо фиксируются, особенно на боковых сторонах. Следы использования расшифровать сложнее из-за структуры материала и сохранности вещи. С некоторой долей уверенности можно расшифровать блеск на кончике, некоторые продольные риски как следы употребления в качестве ножа для вспарывания туши. На отдельных участках боковых граней есть поперечные риски, перекрывающие структуру, — свидетельство скобления. Размеры: 9,7x3,1x0,9 см.

ТС-1-95/899. Расколотый клык с сильно разрушенным поверхностным слоем, установить назначение его невозможно. Размер скола : 10,5x2,4x0,9 см.

ТС-1-95/536. Обломок орудия из тазовой кости или лопатки моржа. Поверхность пришлифована, но определить назначение предмета не удалось из-за плохой со-

!!pagebreak!!

[-82-]

хранности. Размеры (7,5x6,5x0,95 см) и общая форма предмета не исключает возможность его использования в качестве скребка.

Серия предметов представляет собой либо расколотые кости моржа, либо отщепы с них. Многие из них содержат губчатое вещество. Иногда фиксируется поверхность, преднамеренно пришлифованная или заполированная от соприкосновения с мягким материалом (кожей?). Возможно, это скребки, хотя кромка редко имеет линейные следы, чаще — она уплощена или скруглена, иногда выкрошена. Четыре расколотые кости (П783/1517,2630,2522,1741) и два мелких отщепа с кости (П783/1547,2362) не имеют следов использования.

П783/2108. Обломок кости размерами 7,4x6,8x2,6 см имеет участки скругленной и уплощенной кромки — результат сработанности (?). На округлом крае отдельные пришлифованные участки с поперечно-диагональными следами, характерными для скребка.

П783/2678. На обеих плоскостях расколотой кости небольшая заполировка (от руки?). Округлая кромка выкрошена, возможно, в результате скобления. Скребок (?).

П783/2677. Обломок кости, по периметру которой легкая выкрошенность кромки. Размеры: 5,6x4,5x1,5 см. Скребок (?).

П783/2547. Обломок кости размерами 4,8x3,5x1,1 см. На прямом и слегка скошенном крае фиксируются следы использования в виде скругленности кромки и отдельных поперечных царапин — линейных следов. Скребок. Кость, размеры которой 6,85x3,8x1,7 см, имеет на нижнем скругленном конце отдельные поперечные царапины. Скребок (?).

П783/1498. На отдельных участках округлой кромки естественной необработанной кости фиксируются единичные поперечные царапины непонятного происхождения: трещины или следы скобления. Размеры: 6,9x3,05x1,7 см. С большой долей сомнения можно предполагать использование этой кости в качестве скребка.

П783/1737. На обломке кости фиксируется «стертая» кромка с поперечными царапинами — возможно, трещинами естественного происхождения. Как и описанная выше вещь, могла использоваться как скребок.

П783/1541. Обломок кости со следами подстругивания одной поверхности. Часть кромки выкрошена. Назначение неясно. Размеры: 4,8x2,3x0,7 см. Трем предметам из кости придана округло-овальная и в одном случае полукруглая форма. Фиксируется небольшая пришлифовка поверхности.

П783/1440. На выпуклой поверхности видны следы надрезов — возможно, это следы разметки отверстия. Размеры: 3,2x2,9x0,7 см.

П783/2381. Вещи придана округлая форма. В центре естественное углубление. Размеры: 2,9x3,1x0,55 см.

П783/2548. У обломка кости кромка по периметру скруглена (преднамеренная обработка или результат работы предметом как скребком?). Размеры: 3,85x3x1,05 см.

П783/2439. Предмет типологически напоминает наконечник стрелы, черешок которого оформлен приемом строгания металлическим ножом. Кончик прямой. На черешковой части затупленность, скругленность кромки. Такие следы образуются при сверлении. Возможно, это перка дриля (аналогично названный предмет есть в коллекции, опубликованной С.И. Руденко).

!!pagebreak!!

[-83-]

П783/2521. Отщеп с клыка моржа с прорезью. Размеры: 7,6x2,3x0,75 см. На выпуклой стороне очень тонкие с очерченными краями (как от очень тонких крепких нитей) поперечные следы почти по всей поверхности. Обломок гарпуна (?).

ИЭРЖ 783/12. Расколотый клык моржа размерами 8,65x2,65x0,95 см. Клык уплощен сколами с обеих плоскостей. Ему придана форма стамески, видимо, для закрепления в древке. Противоположный кончик был заострен, а потом обломан. Назначение неизвестно.

П783/1656. Отщеп моржового клыка с двумя острыми кончиками. На одном из них блеск, что, возможно, свидетельствует о его использовании в качестве проколки. Размеры: 6,85x2,1x1 см.

П783/2501. Длинный и тонкий (толщина дана по ударному бугорку и самой тонкой части) отщеп кости моржа. Размеры: 8,8x2x0,3-0,8 см. Специальными сколами оформлена рукоять длиной 4,4 см, противоположный конец обломан и расслоился. Типологически вещь похожа на нож, но плохая сохранность не позволяет подтвердить это трасологией.

П783/1422. Отщеп с кости моржа размерами 8,65x2,4x0,8 см. Одна поверхность гладкая и заполированная под воздействием природных факторов (песок, ветер). На другой стороне фиксируются 12 поперечных надрезов и следы подстругивания поверхности. Сохранность плохая. Назначение не выяснено.

ИЭРЖ 783/57. Отщеп с моржового клыка размерами 5,6x2,5x0,9 см. Один конец надрезан и обломан, другой также надрезан и уплощен мелкими сколами. Подработанный конец выкрошен, но установить назначение орудия не удалось.

П783/2264. Отколотый кусок клыка моржа, один конец подработан мелкими сколами. Клык имеет природную четко выраженную структуру, которая затрудняет обнаружение следов использования. И все же на отдельных участках можно видеть поперечные царапины, возможно, от привязывания. Нижний приостренный конец выкрошен. Не исключено, что это основание какого-то предмета, втыкавшегося в землю. Верхний конец имеет скругленную, как у скребка, кромку и поперечные царапины-риски, совпадающие по направлению со структурой.

П783/2253. Обрубленный поперек с двух сторон и расколотый вдоль клык моржа. Размеры: 10x2,75x1,2 см. Поверхность, особенно выпуклая сторона, заглажена до блеска (предмет долго находился на поверхности). Длинный скол не имеет такого «пустынного загара», то есть он был сделан позднее. На боковой кромке нарезка сделана раньше, так как ее края заглажены, как и вся поверхность предмета. Орудие не закончено.

П783/2249. Крупный отщеп клыка моржа (9,9x3,9x645 см). На заполированной выпуклой поверхности фиксируются поперечные тонкие следы от привязывания. Верхний конец, который привязывали, уплощен сколом. Ближе к заостренному концу видны продольные следы, возможно, от погружения в землю или снег, лед. Не исключено, что это навершие ледовой палки.

П783/2387. Отщеп с кости моржа размерами 3,2x2,2x1 см без следов использования.

П783/2211. Отщеп кости моржа размерами 3,7x4,4x0,55 см без следов использования. На выпуклой поверхности «пустынный загар».

П783/1734. Отщеп без следов использования. Кость моржа. Размеры: 3,3x2,4x0,9 см.

!!pagebreak!!

[-84-]

П783/2452. Обломок сильно расслоившейся кости без следов использования. Размеры: 2,8x2,2x1 см.

ТС-1-95/589. Отщеп из кости моржа без видимых следов использования. Размер: 2,3x2,4 см.

Изделия из кости и рога оленя

ТС-1-95/4. Налобная пластина — деталь оленьей упряжи из кости слегка изогнутой Г-образной формы, с зубчиками и отверстиями. Размеры: 14,5x1,3x0,6 см. Обе поверхности сильно заполированы от соприкосновения с шерстью животного, отверстия разношены и заполированы — также результат длительного и интенсивного использования.

ТС-1-95/3. Налобная пластина — деталь оленьей упряжи слабо изогнутой Г-образной формы с пятью зубчиками. Размеры: 15,5x1,4x0,7 см. Наиболее сильный блеск, заполировка одной плоскости, на второй следы изнашивания слабее, что объясняется тем, что с шерстью соприкасается одна сторона. Очень сильный, почти зеркальный блеск наблюдается на зубчиках. Отверстия разношены, из округлых они стали овально-подтреугольными. Внутри отверстий и на прилегающих к ним участках сильная заполировка и блеск от движения ремешков.

ТС-1-95/5. Небольшая изогнутая пластина из кости с овальным отверстием. Обе плоскости зашлифованы от использования (трения о мягкую эластичную поверхность), при этом одна сработана сильнее. Отверстие разношено. Размеры: 7,8x1,3x0,35 см. Предмет является деталью оленьей упряжи.

ТС-1-95/190. Игла из кости со сломанным ушком. Самый кончик выкрошен, а на боковых поверхностях фиксируются интенсивные следы использования в виде блеска, продольных и реже поперечных линейных следов-царапин. Размеры иглы (сохранившейся части): 7,7x0,35x0,2 см.

ТС-1-95/472. Выструганная металлическим инструментом плоская лопаточка с закругленными концами из кости оленя. Размер: 8,5x2 см. На правой грани фиксируются тонкие поперечные нарезки-риски. Вся кромка скруглена, а помимо названных рисок под увеличением в 28 раз видны четкие тонкие следы с четко очерченными границами на грани и плоскости. Они расположены на расстоянии друг от друга примерно в 0,3 мм. Возможно, это результат привязывания тонким и крепким материалом. Более узкий кончик «лопаточки» пришлифован, заглажен, сама кромка его выкрошена. Назначение предмета неясно; можно предполагать его использование как кочедыка для плетения или шпателя для заглаживания.

ТС-1-95/2. Костяная накладка с забитыми железными гвоздиками. Размеры: 3,3x1,4x0,8 см. Верхняя и особенно боковые плоскости заполированы, на нижней поверхности видны лишь следы преднамеренного шлифования (при изготовлении).

Целая группа предметов состоит из заготовок и использованных рукоятей из рога оленя. Вещи с шифрами ТС-1-95/288,387,538,26,753,748 раскрывают технологию изготовления рукоятей из рога оленя. Сначала производится круговой надпил почти до губчатой массы, затем обламывается по линии надпила. Отпиливание производится с двух сторон, иногда видны неудачные надпилы (26). Затем поверхность будущей рукояти строгают или пришлифовывают для придания нужной формы и гладкости.

!!pagebreak!!

[-85-]

Следы продольного строгания фиксируются на трех экземплярах (26,387,538). На следующем этапе производится полная или частичная выборка губчатой массы. Полностью она выбрана только на одном предмете (387). Не исключено, что заготовки с выбранной губчатой массой использовались для изготовления других, полых, предметов, например, игольников. Отпиленные кончики отростков рога сильно разрушены, поэтому о их назначении судить трудно.

В коллекции есть шило металлическое с рукоятью из рога оленя (ТС-1-95/6). При этом использовался кусочек рога с двумя отростками, кончик одного обломан. Размер рукояти: 5,8x5,2x1,56 см. Поверхность рукояти сильно выкрошена, но на сохранных местах фиксируются сильный блеск, заполировка от соприкосновения с рукой.

Костяная ручка от металлического ножа (ТС-1-95/16) имеет следы использования в виде поперечных тонких следов (от привязывания), заполировки, залощенности (от соприкосновения с кожей руки, одеждой), хаотично расположенных царапин (от воздействия пыли и грязи). На отдельных участках голубой налет (от металла). Размеры: 11,5x2,2x1,3 см.

ТС-1-95/590. Орудие выстругано из кости оленя. Следы строгания четко фиксируются на обеих плоскостях. Верхний конец орудия обломан, нижний имеет небольшую выемку, в которой фиксируются «мягкие» поперечные следы от пластичного материала (веревки, ремня). Из-за невыразительности формы и неполной сохранности вещи установить ее назначение трудно. Размеры сохранившейся части: 11,5x3 см.

П783/2878. Отросток рога оленя отрезан и подструган ножом. Размеры: 7,7x1,8x1,3 см. Сохранность предмета плохая. На сохранившихся невыкрошенных участках (боковых кромках) — блеск и очень тонкие, резко очерченные поперечные следы. Назначение вещи неясно.

Проведенный трасологический анализ костяных изделий позволил выявить среди них изделия из кости и клыка моржа, а также из кости и рога северного оленя. В первой группе наибольшее число предметов представлено наконечниками стрел и их заготовками, скребками, проколками-шильями. Есть инструменты для плетения сетей (?), фрагменты гарпунов, ножи, детали ледовых палок (?). Назначение многих вещей осталось невыясненным из-за плохой сохранности. Во второй — имеются в виду изделия из кости и рога северного оленя — из них сделаны налобник оленьей упряжи и различные рукояти для металлических инструментов.

!!pagebreak!!

[-86-]

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

РЕЗУЛЬТАТЫ ТЕХНИКО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА КЕРАМИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА ПОСЕЛЕНИЯ ТИУТЕЙ-САЛЕ 1

Тихонова Н.Р.
НПЦ по охране и использованию памятников истории и культуры
Свердловской области, г. Екатеринбург

Технико-технологический анализ керамики проводился по методике, разработанной А.А. Бобринским (1), путем микроскопического изучения следов работы в изломах и на поверхности сосудов с привлечением эталонных экспериментальных образцов. Результаты данного анализа позволили реконструировать навыки труда местных гончаров в следующих элементах технологии: отбор исходного сырья (особенности природных глин, использованных для изготовления посуды) и его подготовка; составление формовочных масс (состав минеральных и органических примесей, специально вводившихся в глину); обработка поверхности.

Микроскопическому анализу было подвергнуто 34 образца керамики поселения, представленных крупными фрагментами верхних частей и днищ сосудов.

Отбор исходного сырья. Для изучения особенностей глин, являвшихся сырьем для изготовления сосудов, были использованы результаты их сравнительного анализа по цвету, который они приобрели после нагревания в окислительной среде при температуре 850 °С в лабораторной муфельной печи (ожелезненные и неожелезненные), и составу естественных примесей. В качестве естественной примеси в глинах был зафиксирован кварцевый песок в виде округлых включений прозрачного или белого цвета (диаметр песчинок до 0.5 мм).

При исследовании навыков отбора и подготовки исходного сырья выделены две культурные традиции: использование ожелезненной, практически незапесоченной глины — 8 сосудов (23.5 %) и ожелезненной запесоченной глины — 26 сосудов (76.5 %).

Что касается приемов обработки глин, то, вероятно, при составлении формовочных масс использовалась глина во влажном состоянии, так как признаков, характеризующих сухое состояние глины (комочки непромешанной глины), не зафиксировано.

Составление формовочных масс. В процессе исследования керамики были зафиксированы следующие виды искусственных добавок в глину: минеральные (повышают огнестойкость сосудов) — дресва, шамот, и органические (уменьшают вредное влияние усадки глины во время сушки и обжига).

Исходным сырьем для изготовления дресвы служили грано-диориты. Дресва вводилась в тесто в различной концентрации: 1:1 — 1 сосуд (2.9 %), 1:2 (на две части глины — одна часть дресвы) — 7 (20.6 %), 1:3 — 10 (29.5 %), 1:4 -- 8 (23.5 %), 1:5 — 8 (23.5 %), что позволяет судить о неоднородности этой традиции. Включения дресвы имеют не калиброванный состав — от 0.5 до 4 мм.

Анализ формовочных масс шамота показал, что сосуды, шедшие на его изготовление, делались по рецепту: глина + дресва + шамот. Концентрация шамота зафиксирована небольшая — 1:4, 1:5.

!!pagebreak!!

[-87-]

Органическая примесь представлена в основном пустотами аморфной формы и немногочисленными отпечатками мелкой растительности с полосчатой структурой. Какая именно органика добавлялась в тесто сосудов, установить трудно, но, вероятно, она имела жидкий и маслянистый состав.

Вышеперечисленные неглинистые компоненты встречаются в формовочных массах в различных сочетаниях, образуя следующие сложные рецепты: глина 4- дресва + органика — 32 сосуда (94.1 %); глина 4- дресва 4- шамот + органика — 2 сосуда (5.9 %).

Таким образом, на основании качественного состава формовочных масс изученной керамики и сосудов, которые были использованы для изготовления шамота, выделяется устойчивая для населения поселения Тиутей-Сале 1 традиция составления формовочных масс по рецепту: глина + дресва + органика.

Обработка поверхности. В результате микроскопического исследования поверхностей сосудов выяснилось, что способы их обработки относятся к одному направлению — безгрунтовочному, то есть обработка сосудов производилась непосредственно по поверхности, без использования приемов обмазывания. Внутри этого направления выделяется простое заглаживание, среди которого выделяется несколько видов: пальцами (внешняя поверхность), пучком травы и гребенчатым штампом (внутренняя поверхность).

Подводя итоги проведенного исследования керамики поселения Тиутей-Сале 1, можно сделать следующие выводы.

1. Устойчивой традицией для местного населения в отборе исходного сырья являлось использование ожелезненной запесоченной глины (76.5 %).
2. На основании разной степени запесоченности глин можно предположить использование двух различных источников сырья.
3. Традиция использования рецепта глина 4- дресва + органика в подготовке формовочных масс является господствующей (94.1 %) и имеет местные корни, что доказывает и состав шамота.
4. Все сложные рецепты по своему происхождению являются результатом смешения разных технологических традиций их приготовления (1). То есть, в результате переселения носителей какой-либо технологической традиции подготовки формовочных масс в другие районы и возникновения при этом контактов с носителями местных традиций складываются смешанные традиции по составлению формовочных масс. Наиболее отчетливо такого рода смешения проявляются в случаях введения в глину каких-либо двух или более компонентов качественно различных, но одинаковых по своему функциональному назначению (1). В нашем случае это рецепт — глина + дресва + шамот + органика (дресву, как и шамот, добавляют в глину для повышения огнестойкости сосуда), полученный при смешении двух традиций: глина 4- дресва 4- органика и глина 4- ша мот 4- органика. Ввиду очень небольшого количества сосудов с таким рецептом (5.9 %) на памятнике, можно предположить единичное проникновение в местную среду носителей традиции использования шамота при составлении формовочной массы.

Таким образом, в результате проведенного исследования выявлена общая тенденция в производстве керамических сосудов у населения поселения Тиутей-Сале 1 — сложение культурной однородности.

ЛИТЕРАТУРА:

• Бобринский А.А. Гончарство Восточной Европы. Источники и методы исследования.- М., 1978.-276 с.

!!pagebreak!!

[-88-]

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

ОПИСАНИЕ РАСТИТЕЛЬНОГО ПОКРОВА АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ПАМЯТНИКА ТИУТЕЙ-САЛЕ 1 и ПРИЛЕГАЮЩИХ ТЕРРИТОРИЙ (СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ЯМАЛ)

Шершнев М.Ю.
Институт экологии растений и животных УрО РАН
г. Екатеринбург

Исследование растительного покрова территории археологического памятника Тиутей-Сале 1 начато нами с полевых описаний и сборов гербарного материала с целью установления значимых, пригодных для визуальной индикации памятников, различий между естественными растительными сообществами, формирующимися под действием климатических и геологических факторов данной природной зоны, и растительными группировками, образующими покров древних поселений человека, т.е. участков, испытавших на фоне тех же условий дополнительную антропогенную нагрузку.

Очевидно, что по прошествии времени единственным следствием такой нагрузки является обогащение почвы, в первую очередь золой от костров и очага, а также, возможно, остатками мяса животных, употребленных в пищу и добытых ради шкур или для принесения в жертву. Об этом говорит исследованный в профиле почвенный слой, отличающийся от почвы, накопленной вне памятника. Можно было бы предположить участие в образовании гумуса остатков подстилки, использовавшейся в жилище, однако, скорость самостоятельного разложения растительных остатков в этих условиях недостаточная. Время начала зарастания памятника, т.е. начало отсчета времени формирования современного растительного сообщества на нем, может быть определено условно. В литературе приводятся сведения о посещении памятника в «этнографическое» время с целью поиска медных вещей, что позволяет предположить неоднократное нарушение почвенного слоя.

Растительный покров на территории поселения Тиутей — Сале 1, расположенного на 30-градусном склоне высокого берегового мыса, обрывающегося к реке Сер-Яха, представляет собой оригинальную группировку, резко отличающуюся от окружающей типично зональной арктической тундры. Из условий необходимо отметить здесь уже указанное антропогенное (пирогенное) обогащение почвы на подстилающем мерзлотно-глинистом, склонном к оползанию грунте, а также собираемый с террасы водоток, предположительно равномерный по центру мыса в течение всего вегетативного сезона, приведший, однако, к существенной эрозии краев мыса. Промоины в центральной части были заполнены зеленым мхом, впоследствии погребенным.

!!pagebreak!!

[-89-]

Основу зарастания памятника составляет гигрофильный злак — лисохвост альпийский [Alopecurus alpinus Sm.], образующий характерно плотную дернину с включениями лютика северного [Ranunculus borealis Trautv.] и внедрением по краям злаков Роа arctica R.Br., Phippsia concinna Th.Fries.Lindeb., а также путницы [Eriophorum polystachyon L.] и ожики [Luzula parviflora (Erch.) Desv.].

В частях мыса, подвергшихся эрозии, отдельные крупные оползшие куски дерна с культурным слоем, заросшие тем же лисохвостом, встречаются вплоть до самого подножия.

На оголенных, раздуваемых ветром участках склона, смогли поселиться, гораздо более разреженно, типичные для зоны эрозиофильные растения — Draba hirta L., Cochlearia arctica Schlecht., C. groenlandica L., единично встречена ромашка [Tripleurospermum maritima Sen. Bip.] и щучка [Deschampsia obensis Rasher.], характерные для оползней, а также мхи из рода Polytrichum. Их рост здесь не лимитирован ни корневой конкуренцией, отличающей дернину, ни мерзлотой, отступающей вглубь склона, что усиливает ветровую эрозию. Вероятно, семенное размножение позволяет им ежегодно «держаться на плаву», несмотря на выдуваемую почву. К обогащению ее они не столь требовательны, как лисохвост и лютик, обнаруживающие активность на современных антропогенно обогащенных грунтах. Например, на незначительном удалении (около 100 м) от памятника, на склоне к ручью со сходными условиями увлажнения, на месте относительно недавно сгоревших балков наблюдается именно такая растительная группировка. Абсолютно доминирует лисохвост, дернина которого, впрочем, здесь менее плотна.

В норме же сходные по увлажненности участки заняты гораздо более разнообразными по видовому составу растительными группировками. Лисохвост встречается, но значительно более разреженно, чередуясь с другими тундровыми злаками: Роа arctica R.Br., на морском берегу преобладающем в вивипарной (живородящей) форме, Arctagrostis latifolia (R.Br.) Griseb., Dupontia fischeri, осокой и пушицей [Eriophorum polystachyon L., E. sheuchzeri Hoope]. Переувлажненные участки характеризуются присутствием камнеломок Saxifraga hieracifolia Waldst., S. nivalis L., S. hirculus L., S. cernua L. (последняя тяготеет и к обогащенным рыхлым грунтам) и селезеночника [Chrysospienium alternifolium L.] из того же семейства, найденного нами непосредственно по водотоку. В низинах и на склонах также характерны незабудки [Myosotis asiatica Schischk. et Serg.], Neuroloma nudicaule (L.) DC., реже Lloydia serotina (L.) Reichenb., Cardamine bellidifolia L.

На плакорной части наиболее распространены среднеувлажненные и слабоувлаженные участки тундры с характерными для них щавелем [Rumex arcticus Trautv.], крестовником пепельным [Thephroseris atropurpurea (Ledeb.) Holub.j, Valeriana capitata L., Bistorta vivipara (L.), Pedicularis sudetica Willd. ssp. novaiae-remliae Hulten., реже другие виды этого рода, а также Polemonium acutiflorum L., Petasites sibirica, Comarum palustre L., Luzula parviflora (Erch.) Desv., Pyrola grandiflora. Разрозненно встречается крестовник болотный [Thephroseris palustris (L.) Reicherb.].

Ввиду близости морского побережья тундровая кустарниковая растительность, как то Salix lanata L., Betula tundrarum (L.), в ближайших окрестностях памятника не встречается, а отмечена в нескольких километрах от него, в глубине мыса. Есть, однако, более мелкие формы ив, — Salix nummularia, S. polaris Whneb, S. glauca L., присутствие которых характеризует в целом зону арктических тундр.

!!pagebreak!!

[-90-]

Отдельными кочками совместно со сфагновым мхом встречается морошка [Rubus chamaemorus L.] в крайне карликовой форме, но цветущая. Можно найти и багульник [Ledum decumbens (Ait.) Small.], но он крайне редок, так как редки здесь, даже на плакорах относительно сухие участки. Небольшие выдавленные мерзлотой полигоны населены дриадой — Dryas octopelala L. Для незадернованных обрывов повсеместно характерны куртины щучки северной [Deschampsia obensis Roshev.], а местами они сплошь засеваются ромашкой [Tripleurospermum maritima Sch.Bip.].

На приморских песках, где растительность существенно более разрежена, чем в тундре, типичны Tanacetum bipinnatum Sch.Bip., Polemonium boreale, Cerastium dachuricum Fisch.ex.Spreng., Armeria labradorica Wallr., Trisetum spicatum (L.) Richt., Honckenya peploides. Все эти виды, устойчивые к ветровой эрозии и засолению, играют заметную роль и в современных антропогенных эрозиофильных группировках. Причиной тому очевидное сходство условий этих местообитаний.

Есть один вид арктического астрагала [Astragalus sp.] и Lagotis, встречающиеся спорадически на значительном удалении вглубь материковой части мыса. Здесь же начинают появляться разрозненные кустики карликовой березки [Betula секции Nanae Rgl.].

На сухих участках с рыхлыми почвами типична полынь [Artemisia tilesii Ledeb.], будучи нитрофилом, она особенно тяготеет к обширным поселениям песцов; земля здесь равномерно удобрена и перемешана в результате длительного проживания животных. Кроме полыни, доминирующей на поверхности песцовых норовищ, здесь типична камнеломка Saxifraga cemua L., и злаки, в том числе и лисохвост арктический, что придает этим холмам в тундре отличительный ярко-зеленый оттенок. Отмечена еще одна локальная зоогеная группировка — на месте бывшего наземного гнезда хищной птицы на сухом высоком берегу реки почва обильно поросла куртинами злаков Trisetum spicatum(L.) Richt., Poa arctica R.Br.

В целом для территории можно сказать, что на обогащение почвы, при местных климатических условиях, наиболее выражена реакция злаков. Очевидно, именно апофитные злаки отличаются наибольшей конкурентоспособностью. Куртины их вследствие вегетативного размножения устойчивы к погодичным колебаниям суммарных летних температур и позволяют многими десятилетиями удерживать занятые участки. Отсутствие условий для произрастания кустарниковых пород задерживает сукцессионные смены растительности. Совместно с куртинными эрозиофилами из семейства гвоздичных злаки удерживаются и на приморских песках, которые постоянно действующая на них ветровая эрозия делает непригодными для обитания большинства тундровых видов.

В подготовке флористического списка неоценимую помощь оказали сотрудники Института Экологии Растений и Животных УрО РАН М.С. Князев и Н.П. Салмина.